Марина Журинская

Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью


Скачать книгу

аудиторию (громадная аудитория, со сценой, с кафедрой), и сидят тетки – в английских костюмах, в джерси, с прическами. Я спрашиваю, что это такое? А мне говорят, что заодно пригласили и ФПК[6]. Двести заведующих кафедрами иностранных языков со всего Советского Союза. А я два года как университет окончила. И они-то все в английских костюмах, а на мне такое продвинутое платье с единым рисунком на все платье, в стиле Хокусая, и индейские косы в качестве прически – прямой пробор и два длинных хвоста над ушами. Я воздвиглась на кафедру на совершенно ватных ногах.

      И тут все эти тетки достают тетрадки и смотрят на меня. Я подавила в себе вопль: «Подождите записывать, может, я все еще навру». И тут я увидела путь к спасению – особняком сидят два человека мужского рода, относительно молодых и узбеки. Поэтому я быстренько пробарабанила вступление и сказала, что мы начнем с агглютинативных языков. Написала узбекский пример из Поливанова. Правильно? – спрашиваю я узбеков. Они просияли, закивали головой, потому что правильно, действительно по-узбекски.

      А. Д.: Все прошло в результате благополучно?

      М. Ж.: Эти узбеки меня сразу окружили таким почитанием на расстоянии. А тетки – народ трусливый, если они видят, что имеет место лекторша, странная, конечно, но вот сидят двое мужчин и уважают, значит надо уважать.

      А. Д.: Долго вы работали в Институте языкознания?

      М. Ж.: Без малого 20 лет, занималась уже какими-то общими семантико-грамматическими делами.

      Я перестала вести список своих научных трудов, когда он перешагнул за сто, потому что стало скучно. А потом меня взяли и бросили на энциклопедию «Языки мира». А потом, несколько лет назад звонит мне мой любимый Легойда и говорит: «Марина Андреевна, у вас есть двойная тезка. В журнале “Итоги” статья, посвященная 20-летию проекта “Языки мира”, а там сказано, что Марина Журинская сломала советскую академическую бюрократическую систему».

      А. Д.: Как сломали?

      М. Ж.: А не знаю. На голубом глазу. Я просто сказала, что мне нужен Витя Порхомовский (совершенно замечательный африканист), Витя Виноградов (он сейчас директор института), Андрей Королев (выдающийся кельтолог) и две недели. И мы сидели у меня и писали исходную программу этих «Языков мира». И написали. Я их делала очень долго, эти «Языки мира». И довольно много сделала.

      А потом у меня очень болела мама… И я как-то услышала мимоходом: «Представляете, мы приходим из театра, а мама лежит в коридоре». И тут я поняла, что я не допущу такого. Я ушла с работы и стала ухаживать за мамой. 4 года я с ней сидела. Все. Там мне светила какая-то карьера, но ничего, ушла. Но мама у меня умерла, как человек. Христианская кончина…

      А. Д.: Вот так вот отказались от всей научной работы и карьеры… А как вы пришли в Церковь?

      М. Ж.: Я в 1975 году крестилась.

      Первый раз с церковью была встреча, когда я была совсем маленькая, в Москве жила папина сестра, у которой был рак, и ее пытались лечить. Мы гуляли. Вот догуляли как-то до ворот Высокопетровского монастыря, и я ее спросила: