ей понимать сочетания слов.
Ей не объяснить наш характер и непостоянство,
отсутствие верности, склонность к продажной любви,
безумную ревность, похожую на беспробудное пьянство,
и ненависть в чёрной, отравленной ядом крови.
В её ожиданиях, кажется ей, нет ни капли, ни толики смысла:
для нас ведь предать самых близких, любимых людей —
не так уж и сложно: «Прости, я не знаю, как вышло
всё это, ну, честно… Давай, мы не будем об этом, о’кей?»
В остатке: обида и злость, раздражение, непонимание
того, как любимый и близкий, по сути, тебе человек
мог вдруг ту черту перейти, за которой лишь боль и страдание,
и что же нам делать теперь, где искать новый Ноев Ковчег?
…
Она где-то там, в дымке лёгкой земной атмосферы
парит, отрешённо смотря свысока на людей,
теряя остатки последней надежды и веры…
Ты можешь поймать её, может быть…
Только скорей!
Может быть
Может быть, мы в каком-то другом из полсотни миров
из другого течения времени, точек, кусочков и слов
наши чувства могли бы спасти, навсегда сохранить
ту щемящую сердце, пьянящую голову нежность,
и соткав из любви поглотившую нас центробежность,
не порвать эту тонкую нить,
может быть…
Может быть, я теперь стал немного умнее.
Только толку от этого нет: мне всё хуже, больнее
от того, что я, сам изводя себя, всё ещё помню
твою нежность и слов твоих сердце щемящие звуки,
лишь сейчас осознав тех моментов бесценность и муки
их отсутствия в жизни… и то, что я вряд ли заполню
чёрный мрак пустоты в глубине подпространства
закоулков души, ведь ни время, ни пьянство
не способно черты твои вытравить из моих мыслей,
как игла, заедая, скрипя по канавке пластинки,
лишь меняя местами причины и следствия, будто песчинки
просыпая меж пальцев и путаясь в смысле…
Кардиограммы
Ряды фонарных остроносых спиц,
отбросив тени на изгибы улиц,
бегут по абрисам усталых лиц
прохожих…
Их бы новый Рубенс
раздел и положил в постель,
соединив навек телами,
в изгибах лона акварель
смешав двумя-тремя мазками,
в пластинах глянцевых витрин
шагрень угрюмых, серых зданий
растёр широкий мастихин
его…
Из метров расстояний,
мной пройденных, сложу узор,
вдохну глотком воспоминанья
и выстрелю, вложив в затвор
все буквы, знаки препинанья
на стыках всем известных слов,
простых, банальных предложений
о том, что я почти готов
тебя простить без извинений,
расставив точки и тире
в шифровках Морзе, диаграммах,
и ноты