в сугробы, которые, на радость ребятишкам, сплошь усеяли улицы: дворники не успевали убирать снег. Угрюмые тёмные громады каменных зданий, тоже припорошённые снегом, казалось, спали – чтобы вскоре ожить, осветиться светом из окон, наполниться голосами и музыкой.
Снег был мягкий, пушистый; он не скрипел под ногами прохожих, а создавал иллюзию бесшумных шагов. Все звуки в городе приглушил снегопад, но тишина не была безжизненной – напротив, она навевала приятное утомление и спокойную дремоту.
Недалеко от Сенной по протоптанной в снегу дорожке с трудом двигалась молодая женщина, одетая весьма скромно, закутанная в пелерину и большую чёрную шаль. Она шла, низко опустив голову, словно боялась, что какой-нибудь прохожий заметит её и узнает.
В Столярном переулке она постояла недолго, бросила взгляд направо, и, оглянувшись на окрестные здания, сверилась по номерам, далеко ли ещё идти. Ей нужен был дом, где в одной из квартир можно было получить денежную ссуду под залог золотых, серебряных и прочих ценных вещей. Заклады принимались, начиная с восьми часов утра, а так как, по зимнему времени, уже в пятом часу начинало темнеть, женщина торопилась. Спотыкаясь в снегу, она пробралась по узкой тропинке к трёхэтажному тёмно-серому дому, который показался ей ещё более угрюмым, чем его собратья.
Она постояла ещё немного, собираясь с духом. Деньги были очень нужны. И даже если сегодня задуманное ею предприятие увенчалось бы успехом – неизвестно, что из этого могло выйти впоследствии. Она была должна хозяйке квартиры, где нанимала комнату. Та была вовсе не сурова, но позволять себе жить в долг дама не намеревалась. И так дела шли хуже некуда.
Беспечные дворники оставили участок перед домом совсем нерасчищенным – тропинка, что вела к парадной лестнице, была столь узка, что в ботинки женщины набралось порядочно снегу, пока она, наконец, доковыляла до двери.
На лестнице было полутемно; отворил сам хозяин. Это был мужчина средних лет, высокий, весьма полный, со строго поджатыми губами, тщательно подстриженными усами и бакенбардами, в опрятном сюртуке. Медная табличка на двери оповещала посетителей, что звался он господином Дорошкевичем В. И.
Дорошкевич важно и сухо кивнул, пропустил гостью в идеально прибранную приёмную комнату – и тут только, при скудном свете угасающего дня узнал посетительницу.
– А, это вы, госпожа Калинкина! Надеюсь, пребываете в добром здравии?
– Да… Я заклад принесла, – ответила дама, названная Калинкиной.
– Как так, опять заклад? – с досадой вопросил он. – Так ведь ваши прежние заклады всё ещё не выкуплены – и вы же просили меня их не продавать! Помилуйте, как же я теперь могу иметь с вами дела? Я, знаете, во всём люблю порядок, а то что же-с?
– Да… Всё так… – робко произнесла дама. – Мне, Валериан Иванович, больше не к кому пойти. Мне вас только и рекомендовали, а больше я никого не знаю…
– Могли бы отправиться в ломбард, что рядом с Гостиным двором, – равнодушно посоветовал ростовщик. – Там и дадут