на неё магически подействовал эффект одиночества, когда на безрыбье и рак форелью покажется. Тем не менее, лицо лесничихи зардело, в васильковых глазах вспыхнул бабский огонёк желания.
Прапорщик, соскочив с подножки «Урала», оторопел. Перед ним стояла та, которая «на скаку остановит и в горящую избу войдёт». В этот исторический момент ёкнуло сердце прапорщика, защемило где-то в карбюраторе у старого Виллиса.
«Это судьба!» – подумали все трое.
– Прапорщик Задов, – представился военный и добавил, – гвардии прапорщик.
– Зина, – ответила лесничиха, густо покраснев. Видимо, оттого, что из глубокого выреза кофточки на вольный воздух настойчиво рвались налитые тоской по мужской ласке груди. При виде гвардии прапорщика Задова они зажили своей автономной жизнью. Заволновались, заколыхались, как кроны деревьев перед грозой. Соски обнаглели до такой степени, что старый Виллис забеспокоился, как бы они не порвали старенькую застиранную кофточку.
– Не долго будет мучиться старушка в гвардейских опытных руках! – подумал Виллис и оказался провидцем. Сказался фронтовой опыт наблюдения за походно-полевыми подругами шофёра Васи. После двух литров медовухи и под крик прапорщика Задова «Гвардия умирает, но не сдаётся!» была сломана, сработанная Егором Тимофеевичем из лиственницы, кровать. Гвардия осталась жива и победила. Враг повержен и доволен. Знакомство двух тел состоялось. Души их если и не слились в единое целое, то в пароксизме страсти соприкоснулись достаточно тесно и близко, чтобы наезды прапорщика на лесной кордон стали регулярными. Последний день августа выдался дождливым, пасмурным. Задов приехал к лесничихе под вечер трезвый и голодный. Зинаида, на правах особы, допущенной до гвардейского тела, послала Задова в сарай за курицей для супа и яйцами для омлета. Зайдя в сарай, прапорщик огляделся, привыкая к полумраку и выискивая кандидатку для встречи с лапшой. Взгляд его неожиданно выхватил из общей неразберихи обыкновенного деревенского сарая чудо.
Сердце Задова завалилось от изумления в район малого таза. Такого раритета американского автопрома в лесной глуши он не ожидал увидеть. Под слоем куриного помёта и клочками сена он разглядел истинного ветерана фронтовых дорог, стойкого бойца с российским бездорожьем.
Вечер удался на славу. Курица была ловко поймана, не долго мучилась, быстро сварилась. Яйца оказались двухжелтковыми. Суп ароматным. Медовуха и лесничиха, как всегда, сладкими и хмельными. К ночи распогодилось, дождь прекратился.
За два ящика солдатской тушёнки, полтора десятка простыней I-ой категории, Задов стал счастливым обладателем беспаспортного Виллиса. Не мешкая, утром, на «Урале», он отбуксировал автоинвалида к знакомцу на армейскую станцию технического обслуживания.
За всю многострадальную жизнь, Виллис не встречал такого внимания. Сначала он с ужасом увидел, что его разбирают буквально до винтиков. Каждую отдельную часть тщательно очищали,