о его личных обстоятельствах, большого удивления у Великанова не вызвало, хотя все равно было неприятно.
– О чем говорю? О жизни нашей грешной. Вы знаете, Сергей Сергеевич, что в Ветхом Завете продолжительность человеческой жизни определяется в семьдесят лет?
– Точно? – засомневался Великанов.
– Точно, – успокоил Гном. – Девяностый псалом, не трудитесь проверять. И что еще важнее, Геродот говорит то же самое. Но это неверно и основывается на грубом, поверхностном толковании каждодневного опыта.
Великанов уже не удивлялся ни Ветхому Завету, ни Геродоту.
– Почему? А как же Данте? «Земную жизнь пройдя до середины, я заблудился в сумрачном лесу». А ему было тридцать пять, когда он это написал. И в эпоху Возрождения полноценную жизнь оценивали в семьдесят лет.
– Ерунда! – отмахнулся Гном. – Если бы естественная продолжительность жизни была семьдесят – восемьдесят лет, то люди умирали бы в эти годы от старости. А на самом же деле все не так, и вы как медик знаете это лучше других. Они в этом возрасте, как и в более молодом, умирают от болезней, а так как болезнь есть очевидная аномалия, то такую смерть нельзя назвать естественной. В сущности, век человека девяносто – сто лет. Вот в эти годы люди умирают только от старости, без болезней, без хрипа, без судорог, без предсмертной борьбы, иногда даже не бледнея, большей частью сидя, после еды. Они, собственно, даже не умирают, а просто перестают жить.
Великанов смотрел на Гнома во все глаза, внутри у него все похолодело. Сейчас происходила странная вещь: этот невероятный Гном внятно и рационально озвучивал то, что копилось у Великанова в душе уже многие годы.
– ...Смерть раньше этого возраста вызывается лишь болезнями, а потому преждевременна, – говорил Гном. – Упанишады вполне правы, определяя естественную продолжительность жизни в сто лет. Человеческую жизнь нельзя, в сущности, назвать ни длинной, ни короткой, так как именно она и служит масштабом, которым мы измеряем все остальные сроки.
– Что вы имеете в виду?
– Различие юности и старости в том, что у первой в перспективе жизнь, у второй – смерть, что первая имеет короткое прошлое и долгое будущее, вторая – наоборот. Правда, старик имеет лишь смерть перед собою, у юноши же впереди —жизнь; но еще вопрос, что привлекательнее и не лучше ли, вообще говоря, иметь жизнь позади, чем перед собою? Ведь написано же в Екклезиасте: «День смерти лучше дня рождения». Во всяком случае, желание жить долго – весьма смелое, недаром испанская пословица говорит: «Кто долго живет – видит много зла».
– Испанская? – повторил Великанов.
– Ну да.
– Слушайте, откуда вы всего этого нахватались? – не выдержал Великанов.
– Тайна сия велика есть, – засмеялся старик.
– Да ладно вам!
– Просто где-то читал, что-то запомнил.
– Но ведь все что-то где-то когда-то читают и у всех...
– Что – у всех? Дырка в голове? – поинтересовался Гном, хитро сощурившись – ни дать ни взять сцена из поэмы Твардовского «Ленин и печник».
–