ушами; уши она прячет под своими чудесными волосами, которыми все восхищаются, что неудивительно: волосы у нее сильные, непослушные, своевольные. Я‐то крутизне ее бедер только рад, обожаю оказаться между ними, обожаю любоваться ими, такими мясистыми и соблазнительными. И еще обожаю ее щедрые губы, глаза, которые умеют и утешить, и приказать, обожаю обе ее груди, так ловко умещающиеся в моих ладонях, обожаю пухлую попу, обожаю крестец, которым заканчивается спина, боготворю ее затылок, щиколотки, лодыжки, запястья, а еще звук голоса Вибеке – я на него реагирую, как трава на солнечные лучи.
Когда Вибеке нет рядом, я в воздухе перед собой мысленно рисую контуры ее тела и счастливо улыбаюсь – наверное, тому, что такая женщина – моя. Так я делал и в тот лондонский день, когда Стейнар не явился на Болейн Граунд.
Мне кажется важным сказать это, и я это повторю, и даже с придыханием: моя Вибеке невероятно хорошая, невероятно проницательная и невероятно великолепная, и я знаю, что мне крупно повезло, мало кто из близких думал, что я сумею завоевать такую женщину, я это ценю все девятнадцать лет, что мы с ней вместе; правда, я добрый, и много лет, боясь потерять ее, думаю, что, может быть, для такой Вибеке идеально подхожу как раз я – ничем не выдающийся и чуточку несобранный, не затмевающий ее блеска и неизменно поддерживающий ее, когда она время от времени устраивает у нас в поселке какую‐нибудь заваруху, что многим не по нраву.
Покидая Болейн Граунд после убедительной победы “Вест Хэма” на своем поле над “Тоттенхэмом”, я пребывал в эйфории, как и все местные болельщики. Одно дело выигрыш, это всегда одинаково здорово, но совсем другое дело выигрыш в футбольном дерби. В Лондоне насчитывается шестнадцать сильных футбольных команд, шесть из них можно назвать широко известными. Стейнар даже этого не знал, это выяснилось в пабe в пятницу вечером. На первом месте “Арсенал”, объяснил я ему, потом снобская команда “Челси” и наши закадычные противники – “Тоттенхэм”, эти три самые популярные. А потом уже идем мы, “Кристал Пэлас” и “Фулхэм”.
Для трудового люда самые главные команды в этом букете – “Вест Хэм” и “Тоттенхэм”. Рабочее происхождение обеих команд придает особую остроту разборкам между ними; вероятно, это можно сравнить с соперничеством между братьями. Лично мне такого испытать не довелось – в нашей семье склок не бывает. У меня отличные отношения с обоими братьями, Раймондом и Мадсом, хотя мне страх как хочется хорошенько встряхнуть младшего братца Раймонда: он ужасно талантливый, самый способный из нас троих, но при этом безвылазно торчит в Трондхейме, покуривает травку и ничего больше не делает. Ему на роду было написано стать профессором, вот как пить дать, это все знают, так щедро он одарен от природы. С Мадсом же повздорить абсолютно невозможно, он до того мягкий и пушистый, что, кажется, дунь – и улетит на другой конец села вместе со своими тремя детишками, необхватной женушкой и их домом. Зато на работе мне постоянно приходится сталкиваться с ненавистью. Чуть не каждый подопечный рос в семье, где люди жрут и терзают друг друга, как голодные волки. Нигде больше так явно не проявляется ужас междоусобиц.
Финн, Финн, Финн.
Из-за