гастрит. Смех на палочке. А житья не дает. Можно Но-шпой на полдня обезболить, но это же не жизнь, и не лечение. И меня осенило – нужна диета, надо питаться рыбной ухой из свежего «харюза», пить свежий рыбий жир, а не тот прогорклый, что в детсадах давали, и может быть – полегчает? Надо плыть в Тайгу! Все грамотные специалисты кинуться поправлять меня: не плавать, а ходить! Плавает по морю дерьмо… а мы в Сибири тут, далеко от моря, нам как-то всё равно, что там делают моряки на корабле, ходят или летают над мачтами, мы тут плаваем по рекам. В книгах пишется хариус, а у нас он – харюз, и мушки харюзовые на удочках. И рыба делится: не плотва и чебак, а елец и сорога. Многое у нас не так, как у специалистов и знатоков. Напарника моего – Вовки, рядом не было. Я не помню, как узнал, что Натальин дядюшка, Григорий Никифорович Соколов, тоже усталый, от болезни горла, плывет в верховья. Он, не очень давно, был Григорий Никифорович. Работал главным энергетиком какого-то не крупного подразделения. Но потом стал Григорием, с должностью пониже, – мастером. А потом опустился до Гришки Соколова, которого электриком и то вот-вот выгонят с работы. Его жена – преподаватель русского языка и литературы, нашла слова, убедила его, что пора поехать в тайгу недели на три, подлечить горло. Мы друг другу очень, оказались, – два сапога – пара. Вовремя. Ему одному идти было за сто двадцать километров вверх, по дикому безлюдью, хоть привычно, но не очень удобно. Он согласился взять меня с собой на Большой порог, «попроведовать» паряблямбу (таежная погремуха1) На Большом пороге не только «стоял», а буквально жил круглый год профессиональный охотник, насквозь таёжник. Рождённый в тайге, на золотоносном прииске. На горной, бурной, не проходимой для простого смертного, реке – Кантегир была небольшая таежная заимка. Где в древние времена, еще до окончания сороковых годов двадцатого века, мыли золото. Приток Кантегира – ручей Приисковый, в разложье гор. Вот там Сашка Сухомятов и родился. Вся его жизнь связана с тайгой и водой. Его жена – депутат поссовета, штукатур-маляр, уважаемый человек на стройке, живет в пятиэтажке, а он – охотник промысловик. Ему в 1973 году было 60 лет. Ростом метр шестьдесят, наверное, на лице остался след медвежьей лапы, когти которого вырвали ему один глаз, в юности. Они с братом затеяли игру, кто щелкнет медведя в петле палочкой по носу. Палочку обрезали, передавая другому.
У Григория Соколова плоская, широкая «Тюменка». Неповоротливая, с низким бортом, под вихрем, двадцаткой. Чуть грузанешь – на глиссирование не выходит. В режиме плавания – как утюг, бороздит тяжелую Енисейскую воду, против течения. До порога идти – литров сто пятьдесят надо бензина загрузить, продукты на три недели, вещи… Лодка битком, брезентом накрытая. Управление дистанционное. Сидим рядышком, крутим руль, управляем двигателем, спрятавшись от пронизывающего ветра, за лобовым стеклом. Григорий всю жизнь в тайге, рыбак знатный. Все пороги вверх по Енисею знает наизусть. Пропадает там и летом, и осенью и весной