я вложил две картечины и передал ствол Бомбе. Он долго целился, тоже с колена, наконец, выстрелил. Снова раздался неимоверный грохот; я кинулся к мишени и едва успел разглядеть застрявшую в доске картечину, как сверху до нас донесся крик:
– Эй вы, бандиты!
Кричала тетка с тяпкой. Однако откуда ни возьмись, из-за холма выскочили ещё две женщины. С устрашающими возгласами они втроём бросились с тяпками вниз, или, может быть, сделали вид, что бросились. На нас с Лёнькой.
– Бандиты! Бандеровцы! – кричали женщины, потрясая тяпками – Счас мы вам покажем!
Что было делать? Мы с Ленькой побросали всё своё огнестрельное барахло в мешок и – ходу!
Через несколько мгновений добежали до лесополосы. Ну а там среди деревьев – ищи-свищи. Женщины, видать, тоже одумались. Остановились.
– Да-а-а, – сказал Бомба, переводя дух. – Много шухера наделал наш «менлихер».
Мы продолжили путь домой, уже не спеша.
Несмотря на некоторые неудачные моменты, испытание нового оружия можно было считать успешным.
– А как точно бьёт! – не унимался мой приятель. – Главное, кучно.
– Да, – соглашался я. А про себя подумал: «Что мне теперь делать с этим самопалом? Это ж не просто пукалка».
В течение следующей недели Ленька предлагал побродить с самопалом по полям, поохотиться подальше от людей. Я и не отказывался, и не соглашался. Тянул.
Наступил воскресный день. Мои родные ушли в церковь, и я решился. Положил в мешок ствол, по карманам рассовал припасы и двинулся в направлении глодянского шляха, где было много лесополос. Надо, задумал я, попробовать пострелять по живым мишеням: может быть, по воронам, лесным голубям, а, может, по зайцу или лисе. Если повезет.
Дошел до лесополосы и пошел вдоль неё по дороге. Деревья, освещенные радостным весенним солнцем, благоухали молодой зеленой силой: здесь росли и крепкие дубки, и щетинистые сосенки, и мелколистные акации, и пирамидальные тополя, и неприметные карагачи, и благородные грецкие орехи, и одичавшие вишни и яблони, и абрикосовые деревья. Это была мичуринская лесополоса, одна из многих, посаженных всего шесть-семь лет назад вдоль и поперек по всей безлесной Бессарабии.
По полю с пробившимися всходами то ли свеклы, то ли турнепса, перепархивали с места на место три больших вороны, поминутно горланя своё «Ка-а-а-р-р-р! Ка-а-а-а-р-р!»
Вот я вас сейчас, подумал я, доставая из мешка своё оружие. Но как только начал заряжать самопал, вороны подхватились и дружно отлетели на безопасное расстояние. Я закинул ствол на плечо – птицы опять подпустили меня близко, но как только я брал самопал наизготовку, они тут же быстренько улетали подальше. Так повторялось ещё раза два, и стало понятно: вороны знают, что я могу стрелять, и точно знают, когда надо меня опасаться. Они хитры и на расстояние выстрела к себе не подпустят.
Я вошел в лесополосу. Было прохладно и свежо. Здесь было полно живности: воробьи шумными стайками суетились то в одном, то в другом месте. На меня они не обращали никакого