право спотыкаться,
И можем иногда, споткнувшись, – как же быть, —
Твое величество об камень расшибить.
Гусар должен быть задирой и забиякой; Давыдов бессчётное число раз дрался на дуэлях, часто по пустяшному поводу. Гусар обязан быть пьяницей, картёжником и дамским угодником; Давыдов на спор выпивал дюжину бутылок шампанского, проигрывал и выигрывал в карты целые состояния, легко относясь как к выигрышу, так и проигрышу. За дамами он волочился постоянно, заводил по три романа одновременно и не успокоился, даже женившись.
Мы познакомились с ним на бивуаке где-то в Пруссии, всю ночь пили, он читал мне свои стихи. Утром он предложил мне перейти в его Ахтырский полк; я согласился и таким образом стал гусаром. Правда, наша дружба продлилась недолго: я был слишком рассудочен для Давыдова, он не любил мои рассуждения о России. Но я успел дойти с его полком до Парижа и отличился в традиционных гусарских доблестях.
Весна четырнадцатого года навсегда запомнилась мне: вначале парижане приняли нас настороженно, но потом наша щедрость, удаль и широта покорили их. Французские дамы были от нас без ума, простите меня за нескромность, – да что светские дамы, гусары нашего пока завоевали сердца целого женского монастыря! Мы стояли возле обители капуцинок, и они, презрев обет, данный Богу, оказывали нам самое нежное внимание. Между тем, наши мундиры за время боевых действий изрядно обносились, и тогда монахини отдали нам всё сукно, которое имелось у них для пошива ряс, на пошив наших новых мундиров. На параде мы выглядели блестяще и произвели впечатление на государя Александра Павловича. После этого он своим указом повелел Ахтырскому полку на вечные времена носить коричневые мундиры, а традиционным тостом ахтырских гусар стало: «За французских женщин, которые пошили нам мундиры из своих ряс!».
– Вот вы какой, – Екатерина Дмитриевна пристально посмотрела на Чаадаева и покраснела. – Сколько открытий принесла эта ночь.
– Жаль, что она закончилась. Но вы приедете ко мне ещё? – он не сводил с неё взгляда.
– Непременно, – ответила она, с неохотой поднимаясь с кресла. – Но сейчас разрешите мне уйти. Уже рассвело, мне пора домой.
Чаадаев встал и проводил её до двери:
– Когда же я снова вас увижу?
– Я приеду, как только смогу, – сказала она.
Прошло несколько дней, когда Чаадаев получил известие, что Екатерина Дмитриевна навестит его сегодня вечером.
Она вошла к нему сияющая, радостная. Он приложился к её руке, с волнением вдыхая аромат знакомых духов.
– Как вы веселы нынче, – сказал он. – Как приятно видеть женщину, светящуюся молодостью и красотой! Если бы Пушкин увидел вас сейчас, он бы непременно сочинил стихотворение, которое вошло бы в золотой фонд нашей поэзии. Жаль, что я не поэт.
– Вы расскажете мне о Пушкине? – спросила она, расправляя своё широкое платье и усаживаясь на кресло. – Я едва знакома с ним, а вот Кити его хорошо знает, я завидую ей.
– Расскажу, –