до смерти шпицрутенами, прогнав через строй в пятьсот человек, остальных пороли розгами.
Впрочем, удивляться этому не приходиться, – мы уже говорили, что у нас вновь провозглашена основная национальная идея «православия, самодержавия, народности». Старая мысль Иосифа Волоцкого взята на вооружение, – мы опять обращены в прошлое, вместо того чтобы смотреть в будущее. Мы не ищем новых форм общественной жизни; мы вытаскиваем из сундуков наряды прадедов на удивление всему миру.
– Вот именно, на удивление, – сказала Екатерина Дмитриевна. – Мне написала подруга из Петербурга, что фрейлины при дворе сейчас должны одеваться в сарафаны и кокошники. Это очень забавляет иностранных гостей, они называют это «русскими чудачествами» – «es russes excentricités».
– «Еs russes excentricités», – повторил Чаадаев. – Одно дело, когда эти «excentricités» совершают наши романтики-славянофилы, видящие в допетровской Руси идеальное государство, но другое дело, когда «excentricités» становятся принципами государственной политики. Куда нас это заведёт? Если бы наши чудачества касались только сарафанов и кокошников, Бог с ними, но мы заходим в своих «excentricités» слишком далеко. Мы хотим распространить их на всю Европу, мы пытаемся утвердить силой свои великодержавные амбиции, – ну, как же, мы ведь «Третий Рим»! Наша армия стала проклятием для европейских народов, а это уже не смешно. Рано или поздно они объединятся против нас, и наши записные патриоты вновь будут кричать о «западной угрозе». Сеющий ветер, посеет бурю.
– Если бы мы в самом начале нашего исторического пути вошли в Европу, ничего бы этого не было, – сказал Чаадаев, отпив чай из своей кружки. – Надо было принять католичество, а не прогнившую византийскую веру. Поборники православия твердят, что тогда Россия перестала бы быть Россией, но откуда они это взяли? Разве принятие католичества уничтожило самобытность других славянских народов? Перед нами примеры католических Польши и Чехии, которые были сильнейшими европейскими державами на протяжении столетий и которые остались самобытными, даже потеряв независимость на трудных перекрёстках истории. Католическая вера помогала им сохранять своё лицо, – Польше она помогает и поныне оставаться Польшей под российским игом.
Нечего говорить о печальных последствиях принятия православия для нашей культуры. Утверждают, что благодаря православию Русь из полудикой, тёмной, невежественной страны превратилась в цивилизованное государство; утверждают, что православная церковь имела перед собой «непросвещённую душу русского человека» и «стояла у истоков русской культуры». Каким было в действительности наше «цивилизованное» государство, я сказал, – что же касается культуры, то православная церковь постоянно сдерживала её развитие. Влияние западной культуры объявлялось тлетворным, попытки перенять её считались преступлением. Православное духовенство насаждало неприязнь и вражду ко всему западному; на церковных соборах утверждались индексы запрещенных книг, –