выше остальных. Дюринг, по нашему мнению, – гордость современного человечества и принадлежит, по его мнению, к лучшей национальности.
Пишущему эти строки хотелось бы, чтобы лучшей национальностью в мире были русские, но, к сожалению, российская безалаберность и беспечность есть наше проклятие. Флегматичность и педантичность немцев не могут идти ни в какое сравнение с этой российской чертой. Приятно мечтать с Герценом, что «может, мы, маложившие в былом, явимся представителями действительного единства науки и жизни, слова и дела. В истории поздно приходящим – не кости, а сочные плоды. В самом деле, в нашем характере есть нечто, соединяющее лучшую сторону французов с лучшей стороной германцев. Мы несравненно способнее к наукообразному мышлению, нежели французы, и нам решительно невозможна мещански-филистерская жизнь немцев; в нас есть что-то, чего именно нет у немцев, и на челе нашем проступает след величавой мысли, как-то не сосредоточивающейся на челе француза». (Соч. IV, т. 122–3.)
Приятно так мечтать, однако кто же из русских может явиться более могучим и глубоким представителем действительного единства науки и жизни, слова и дела, чем немец Дюринг? Михайловскому судьба дала возможность развернуть свои дарования; он гордость и украшение критически мыслящей России, объединяющей науку и жизнь. Но страшная бестолковость русской жизни сделала сочинения нашего критика трудно изучаемыми без предметного указателя, которого, к сожалению, еще до сих пор нет. Какой контраст Михайловскому представляет в этом отношении Дюринг с его стройными критическими трудами! Вообще, духовные ученики Михайловского, мы не можем все же не отдать преимущества по могучести борьбы за единство науки и жизни германскому мыслителю.
«С национализмом иначе как назад, нам двинуться некуда. И это, я думаю, вполне понятно. Национализм мог быть прогрессивной силой в органическую эпоху, когда национальное государство еще складывалось; национализм может быть даже революционной силой, как, например, у национальностей угнетенных; но национализм неизбежно является реакционной силой, когда государство другие национальности угнетает. А такова именно государственность». Так полагает г. Пешехонов («Р. Б.» 1908, XI). Упомянутого несчастья нашего мы отрицать, конечно, не станем. Но не будет ли все же странностью из-за этого пренебрежительно относиться нам к национализму? Обыкновенный факт, что здоровый человек не беспокоится о своем здоровье. Но на самом деле с гигиеной обязательно должны считаться не только больные, но и здоровые. Каждый принадлежит к какой-нибудь нации, и его чувство собственного достоинства должно бы дополняться чувством национального достоинства. Вообще из того, что интересы могут быть эгоистичными, не следует никак, что нужно вооружаться против самого принципа интереса. Частная собственность сплошь и рядом ведет к эксплуатации, но отсюда еще не следует, что нужно совершенно уничтожить самый институт частной собственности. Национализм