окинул канцелярию:
– Работать, товарищи, работать.
С одним письмом получился курьез, над которым неделю хохотала вся Чека от первого до четвертого этажа.
Письмо было написано ровным убористым почерком на хорошей почтовой бумаге.
«Глубокоуважаемые товарищи чекисты!
Вот уже двадцать лет, как я тружусь на почтамте при вокзале – принимаю корреспонденцию от граждан. Вчера пришлось работать поздно вечером. Зал был пуст, когда там появились два типа, видно с пассажирского поезда. Ну, доложу я вам, чистейшей воды контрреволюционеры. И все оглядывались этак воровато – не следят ли за ними. На одном была офицерская шинель, а на ней следы от погонов… Не иначе, как бывший офицер-контрик. Да оно и по роже видать: бледный, смотрит волком – настоящий каратель. Второй – в кожаной куртке и в галифе – на вид матерый бандит и родинка под правым глазом. Сел он к столику, достал записную книжку и давай строчить. Потом вырвал листок, запечатал в конверт и сдал мне. Да все этак торопливо. А каратель в это время озирался, видно побаивался, сукин сын. Да ведь мне из окошечка-то все видно. Адрес на конверте такой: Петроград, Мелентьевская улица, дом 10, бывший Прохорова, Степаниде Ильинишне Иконниковой. Фамилия, обратите внимание, какая-то контрреволюционная. Не мог я всего этого стерпеть по причине, что очень уж от них натерпелся. Наш начальник таким же супостатом был. Двадцать лет продержал меня в одной должности. Как вышли они, я попросил Марию Степановну посидеть за окошком, а сам следом. Оба, видать, не здешние. Потому что дошли до Колюбакинской улицы, а оттуда подались в гостиницу «Европа».
Письмо, которое они написали, посылаю вам. Может это и незаконно, но для такого случая допустимо.
Викентий Чернооков».
Михаил распечатал приложенное письмо. Почерк крупный, уверенный.
«Здравствуй, дорогая сестренка!
Долго не писал, потому что времени нет. Работать приходится, почитай, круглые сутки. Гражданская война на юге хоть и кончилась, а битва за Советскую власть продолжается и мы ее, само собой, выиграем…»
Михаил обескураженно потер лоб. Такого рода «обвинительные» документы ему еще не встречались.
– Костя, посмотри – ничего не понимаю.
Костя все внимательно прочитал и, не дав никаких объяснений, скрылся в кабинете начальника отдела.
Вскоре оттуда донесся раскатистый хохот. Дверь распахнулась, и Холодков, низко наклонив голову, проскочил через канцелярию в коридор. Следом вышел улыбающийся Костя.
– Что случилось? Куда побежал Коллега? – засыпали его вопросами девушки-машинистки.
– Мельникову письмо понес.
Оказалось: «офицер-контрик с рожей карателя» – не кто иной как Холодков. Второй, в котором почтовый служащий заподозрил «матерого бандита», – был начальник секретно-оперативной части Мельников. Оба только вчера вернулись из района Али-Байрамлы, где орудовали националистские банды. Холодков надел в командировку свою старую офицерскую шинель. Осталась она от германской войны, где он,