печеными и творожными кексами, специально приготовленными на Пасху.
Я провел первый месяц в Москве, знакомясь с организацией центрального управления вновь созданного золотопромышленного треста «Главзолото», на который я работал. Кроме того, мне поручили составить список стандартного оборудования для рудников и обогатительных фабрик, и выбрать чертежи подходящего некрупного оборудования, которое могло бы производиться тут же на советских заводах. На меня произвело впечатление, что планы развития золотодобывающей промышленности составлялись в гигантском масштабе, и предполагались большие капиталовложения.
На тот первый месяц в Москве пришелся большой советский весенний праздник, 1 мая. Должен признать, что политически я был совершенно безграмотен; даже не знал, что 1 мая – праздник.
Это Международный день труда в Европе, но на рудниках Аляски, где я провел большую часть взрослой жизни, его никогда не праздновали. В управлении еще не нашли для меня переводчика с английского, и я объяснялся, как мог, на ломаном немецком, с помощью русского служащего, говорящего по-немецки. Под конец рабочего дня 30 апреля он пригласил меня зайти в управление в девять утра на следующий день, и я понял, что произойдет нечто особенное.
В управление я прибыл с запасом времени, и улыбающаяся русская девушка пришпилила ленточку мне на лацкан, а тот сотрудник, что говорил по-немецки, взял меня за руку и вытащил на улицу, где собрались остальные служащие, строящиеся в колонну. Я понятия не имел, что происходит, но пошел со всеми. По дороге к нам время от времени присоединялись другие группы, и наконец мы дошли до перекрестка с кольцевой улицей, в незнакомой мне части города. Как оказалось, здесь была наша временная остановка, и мы стояли и ждали.
Через час или около того мой гид по-немецки объяснил мне, что ему надо отойти на минутку по делам, и оставил меня среди группы, где говорили только по-русски. Я и не подозревал, что он меня сознательно бросает, но именно так он и поступил, и больше в тот день не появился. Погода стояла ужасно холодная, а я был одет слишком легко, чтобы спокойно стоять. Мы продвигались вперед, но очень медленно, поскольку улицы были забиты такими же колоннами, как наша.
Меня вовлекли в демонстрацию в девять утра, и я ходил или стоял в ожидании, не в состоянии даже завязать ни с кем разговор, до пяти часов дня.
Русские, казалось, все к этому привыкли; они явно пришли готовыми к долгому испытанию и развлекались, как могли, песнями и плясками, чтобы согреться. Я не так стойко держался в сложившихся обстоятельствах. Я бы улизнул, если б знал, где нахожусь, или мог спросить у кого-нибудь, как добраться до моей гостиницы. Но я даже не знал, в каком направлении сбегать.
Около пяти часов я увидел знакомое здание в центре города. Я знал, что моя гостиница недалеко. Не глядя по сторонам, я выбрался из колонны и прямиком направился в гостиницу, где наконец смог с удовольствием поесть и выпить.
Позже я узнал, что эти первомайские