ответил Ингве, – но вполне мог бы.
Асбьорн рассмеялся:
– Нет, вы точно братья!
Ингве достал мундштук и закурил.
– Все еще косишь под Дэвида Силвиана? Не надоело? – поддел его Асбьорн.
Ингве покачал головой и медленно выпустил дым.
– Я тут искал очки, как у Силвиана, но, когда услышал, почем оправа, сам чуть не оправился.
– О господи, Ингве, – протянул Асбьорн, – пока что это твоя худшая шутка. Что уже говорит само за себя.
– Сам знаю, – засмеялся Ингве, – но из десяти шуток одна или две обязательно окажутся удачными. Проблема в том, что пока доберешься до хороших, придется перебрать плохие.
Асбьорн повернулся ко мне:
– Однажды Ингве осенило и он заявил, что аэропорт в Йолстере непременно надо назвать Аструп[10]. Он тогда ржал так, что аж из комнаты выскочил. Над собственной шуткой!
– Так шутка-то охрененная, – сказал Ингве и засмеялся. Асбьорн тоже. Потом, словно по щелчку, умолк. Вытащил пачку сигарет – я заметил, что он курит «Винстон», – прикурил и вторым глотком осушил чашечку эспрессо.
– А Ула приехал, не знаешь? – спросил он.
– Ага, уже некоторое время назад, – ответил Ингве.
Они заговорили про учебу. Большинства имен, которыми они сыпали, я никогда прежде не слышал, а когда тема незнакомая, разговор не поддержишь, хоть собеседники и упоминали известные фильмы и группы. Беседа едва не переросла в перепалку. Ингве считал, что ничего настоящего или истинного в принципе не существует, все вокруг – сплошное позерство, и привел в пример Брюса Спрингстина. Его естественность такая же деланая и искусственная, как эксцентричность и пафосность Дэвида Силвиана или Дэвида Боуи.
– Разумеется, – согласился Асбьорн, – тут ты, понятно, прав, но это не значит, что естественности не бывает?
– Это у кого же ты ее нашел, например? – спросил Ингве.
– У Хэнка Уильямса.
– У Хэнка Уильямса! – фыркнул Ингве, – да он весь – сплошная мифология.
– Какая же?
– Мифология кантри.
– Господи, Ингве, – сказал Асбьорн.
Ингве посмотрел на меня:
– В литературе – то же самое. Между бульварными и интеллектуальными романами нет никакой разницы, это одно и то же, вся разница в ауре, а она задается публикой, которая это дело читает, а не самой книгой. Никакой «самой книги» вообще не существует.
Об этом я не думал, поэтому промолчал.
– А комиксы как же? – прицепился Асбьорн. – Что «Дональд Дак», что Джеймс Джойс – без разницы?
– Строго говоря, да.
Асбьорн рассмеялся, Ингве улыбнулся.
– Но ведь и правда, – снова заговорил он, – уровень произведения и автора определяются приемом публики, на этом авторы и пытаются сыграть. И неважно, в каком жанре они работают, – все равно это лишь поза.
– Ты как раз занимаешься у себя в отеле приемом публики, тебе и карты в руки, – сострил Асбьорн.
– Да и прикид на тебе – от слова «прикидываться», – добавил Ингве.
Они