историю вся школа знает. Осаид недавно получил должность заместителя директора школы, и с тех пор ходит так, будто ему сама фрау Меркель на грудь ордена повесила. Прямо зло берет. Ходил раньше так тихо и скромно, глаза боялся поднять. А это вдруг так осмелел. Стал ко мне подкатывать. Отослала раз, отослала два. На третий раз решила его проучить. Пошли мы с ним в ближайший ресторан после занятий. Заказала я себе блюдо с каким-то замысловатым названием. Принесли что-то вроде жюльена, только почему-то в слоеном тесте. Меню у нас тут же забрали, но я успела прочитать, что готовили его на свином сале. Вот сидит, значит, передо мной бородатый смазливый Осаид. Несколько раз осудил меня за то, что я сначала хотела заказать себе свиной стейк. А сам на прошлой ярмарке ел свиную сосиску, а потом сделал вид, что не знал об этом. Вообще он все время делает вид, что самый праведный и чистый. Эта его показная религиозность уже всех достала. Он не может просто сам не есть свинину или тихо молиться в уголке. Ему обязательно нужно укоризненно сказать нам какие мы грязные грешники раз едим мясо такого нечистого животного. А после молитвы всем мозг выносит, какие мы поверхностные люди. Придерживается всех постов, и даже за руку с женщинами не здоровается, так как намаз читает. Говорит, что так как он молится, то он чист. А вот мы, женщины, получается, грязные. Не приведи Господь ему нашей руки коснуться. Оскверним же его. У нас много мусульман работают, и все ведут себя прилично. Веруют не напоказ и молятся где-нибудь тихо в темном уголке. А вот Осаид вечно строит из себя невесть кого. Зато пиво хлещет в хлам. Стоит его только в этом упрекнуть, так он праведно всплескивает руками и кричит во все стороны, что мы не знаем милости Всевышнего, а только умеем судить других как самые последние отступники. Так вот, в тот вечер в ресторане я ему свою тарелку пододвигаю и предлагаю попробовать. Всячески расхваливаю блюдо, улыбаюсь ему сквозь клыки. Он весь поплыл от радости, так как привык, что местный люд почти никому не разрешает лезть в свою тарелку. Так ему польстило, что для него я сделала исключение. Но все же засомневался, гад. Говорит, что прежде чем есть, ему нужно точно удостовериться, что там нет ничего нечистого. Я сказала, что он может подозвать официантку и попросить у нее меню. А через пять минут я встала из-за стола, вроде как в туалет отпросилась. Проходя мимо барной стойки, я притянула к себе молоденькую официантку и с очень серьёзным лицом сказала ей: «Послушайте, уважаемая. Вон за тем столиком сидит красивый мужчина из Дамаска. Он спросит вас, есть ли в моем блюде свинина. Вы должны сказать, что нет, и не в ком случае. Хорошо?» Девушка выслушала, а потом такая захлопала ресницами и говорит: «О, нет. Там есть немного свинины. Мы ведь поджариваем его именно на свином сале». Тогда я твердо коснулась ее руки, наклонилась как можно ниже, и заглянув ей прямо в глаза, затем настойчиво и строго повторила: «Нет, вы меня не поняли. Послушайте сюда, если этот молодой человек из Дамаска спросит вас, есть ли в моем блюде свинина,
