так говорил полковник. Но эти вроде как счастливые. Я в них ни одного боя не проиграл. Покрутив на прощание в руках, я аккуратно положил перчатки на стол. «Может, Нику пригодятся», – подумал я – и прыснул. Ну и бред. Ник и бокс – вещи настолько же несовместимые, как лед и огонь, как солнце и луна, как, в конце концов, наш отец с матерью.
Я до сих пор не мог понять, каким образом они столько прожили вместе. Все-таки люди иногда странным образом выбирают друг друга, вопреки голосу разума и рациональности. За восемнадцать лет их совместной жизни в нашем доме скопилось такое количество разбитой посуды, что хватило бы на целый французский сервант моей бабушки. Родители просто не умели иначе – не умели жить не на точке кипения. Парадокс, но при этом их отношения никогда не трещали по швам.
Покачав головой, я ухмыльнулся. Яркое «тогда» все еще разноцветным ворохом плясало перед мысленным взором, когда необратимо приближающееся «завтра» уже маячило на горизонте. Еще никогда раньше я так отчаянно не мечтал остановить время, вместо того чтобы шагать с ним в ногу. Я окинул взглядом комнату – в поисках хоть одной вещи, которую мог забрать с собой как напоминание о доме, – но увы. Отец решил, что от прошлого нужно избавляться сразу и без сожалений. Потому что так легче. Так что я застегнул полупустой рюкзак, зашвырнул его в угол и свалился на кровать прямо в одежде, прикрыв от света глаза рукой. До сих пор не привык, что дом этот в редкостном запустении, и даже выключатель здесь приделан в прихожей. Но сил встать и вырубить его уже не осталось.
Кровать была скрипучей и неудобной. В комнате оказалось слишком жарко, к тому же я до сих пор не привык к ее запаху, – однако усталость взяла свое. Растеклась по телу, и я вместе с ней – по постели. Но когда сон уже практически унес меня в свои глубины, раздался тихий голос:
– Джесс… Джесс…
Я с трудом разлепил уже успевшие привыкнуть к темноте под веками глаза и сощурился.
– Можно я сегодня в твоей комнате посплю?
Нет!
Нет и нет.
Господи, нет!
Я покачал головой, потому что это становится его дурной привычкой. И разозлился почему-то. На него – и на себя. Едь знал, стоит посмотреть в его лицо, и я пропаду, потому что только Ник мог заставить меня сделать для него все что угодно. Вот только как ему объяснить, что к слабости быстро привыкаешь? Неужели он не понимает, что завтра его будет некому жалеть?
«Малыш, – кричало все внутри. – Сталь закаляется огнем и ударами, только так металл становится тверже. Невозможно выиграть бой, не выходя на ринг. Нельзя стать победителем, не подняв перчаток». А Ник… он всегда был слишком хрупким, слишком… невинным, господи. Только мир вокруг погряз в войне, и как выбраться из него победителем, если ты далеко не воин?
– Бро, ты уже взрослый пацан. Давай сам, а? – стараясь, чтобы голос звучал насколько возможно ровно, ответил я, но вместо того чтоб уйти, Ник присел на край моей кровати. Я обреченно вздохнул. Даже не говоря ни слова, этот мелкий засранец умел вертеть мной так, как никому не позволено.
– Мне опять снился