на очертания купола брошенной обсерватории на холме за узкой полоской леса, куда и была просыпана гравийная тропа.
– И как тебе принц Лиссабонский? – поинтересовалась без тени стеснения сеньорита Исабель, заметив затуманенный взгляд дорогой подруги, точно бы голубой алмаз ее глаз стал блеклым и потерял свою первозданную чистоту.
– Кажется, я слишком молода для него, – отшутилась несерьезно Леклер, на бледной коже ее нашел свое отражение багрянец кровавого зарева, закаты на архипелаге в этом месяце происходили ближе к двадцати часам, а восходы – раньше шести.
– Кажется, ты слишком зануда, – усмехнулась застенчивости Мари Исабель, отчетливо осознавая, что на запланированную ее друзьями по университету вечеринку она уже опоздала, впрочем, ее это не слишком волновало.
Леклер вдруг вспомнила слова Венсана, с первой встречи показавшегося ей проницательным и довольно милым молодым человеком, и сказал вслух неуверенно:
– Вообще он признавался, что любит смотреть на звезды.
– Мари, ты ведь осознаешь, что тебя на всем острове и пальцем не тронут? – спросила без всякой причины расчетливая Исабель, подруге казалось, что она проявляла задатки искусной интриганки еще с малых лет или с того дня, когда не стало ее матери.
– О чем это ты? – поинтересовалась Мари.
– Сеньорита Мари, вам следует посетить обсерваторию, – уверяла настойчиво Иглесиас.
– Поздно, – выдохнула Леклер, – и что я скажу Леону?
– Я скажу все за тебя, – заверила Исабель и, когда ее темные волосы вдруг взвил элегантно теплый ветер, добавила осторожно: – Полагаю, добрый дядя Хосе будет благосклонен ко мне и в случае неудачи, простив тебя за мою ложь.
– Разве от меня требуется идти на это? – неясно заключила Леклер, подумывая об этом и до предложения подруги, однако ее слова сделали событие неотвратимым, точно бы оно являлось собой результатом случайности космического масштаба, умноженного на желание девушки наслаждаться беспечно каждой секундой нахождения на острове, вдыхая этот аромат и ощущая на себе ласковые прикосновения солнца, что на закате становилось еще более прекрасным, приобретая стеснительный почти бархатный багрянец, растекающийся кровавыми полосами по водной глади, от чего море в эту минуту можно было сравнить с россыпью граненных ледяных бриллиантов в кружевной изморози на окне зимним утром.
– Разве ты не хочешь так сильно хотя бы еще раз увидеть этого полного загадок и какой-то неповторимой недосказанности человека? – поинтересовалась Исабель, зашелестевшая от порыва ветра в приятной мелодии листва ближайших деревьев оборвала разговор, словно эта музыка выступала в качестве лейтмотива целостного произведения, всю полноту которого Леклер было попросту невозможно постичь.
Обе подруги не прерывали повисшего между ними молчания, прекрасно осознавая, что Иглесиас будет готова услышать любой ответ, оставляя решение за Мари, вот только Мари в эту секунду показалось,