людей, вылезающих из окон своих спален и скатывающихся со снежных гор на улицы, не вызывало удивления. Что касается рабочих будней, то о них совершенно забыли. На время лондонцы превратились в лапландцев, первой и главной мыслью которых были еда и тепло.
Насколько можно было судить, полоса бурана шла с востока по прямой линии шириной около тридцати миль. За Сент-Олбансом снега было очень мало, то же самое можно сказать и о юге от Редхилла. Но сам Лондон находился в центре арктической, скованной льдом страны и был почти так же недоступен для внешнего мира, как и Северный полюс.
Практически не было никакой движущей силы, кроме подземных железных дорог, и большинство осветительных приборов было повреждено штормом; и последнее несчастье – мороз повлиял на газ, так что вечером Лондон практически погрузился во тьму.
Но главной нуждой многих тысяч людей было топливо. Уголь был на пристанях, но доставить его до места назначения было совсем не просто. Легкие сани и лошадь могли проскользнуть по замерзшему снегу, но тяжело нагруженная телега оказалась бы абсолютно не в состоянии двигаться вперед. Можно было бы что-то сделать с электрическими трамваями, но все подвесные провода были отключены.
Кроме того, большие зерновые причалы вдоль Темзы были очень низкими. Местных подрядчиков и торговцев нисколько не пугали капризы мистера Сайласа X. Бретта; они покупали впрок, будучи совершенно уверены, что рано или поздно их предусмотрительность будет вознаграждена.
Поэтому они торговали из рук в руки. Такой же политики придерживались и мелкие звенья оптовых торговцев мясом, которые снабжали мясом практически весь Лондон. Подавляющее большинство представителей трудящихся классов платят по американским ценам и получают американскую продукцию, огромное количество которой пользуется ежедневным спросом.
Здесь снова возник Сайлас X. Бретт. Опять оптовики отказались заключать контракты, кроме как на день.
И последнее и самое худшее: Темза – главная магистраль для поставок – единственный раз на памяти живых людей была скована льдом ниже Гринвича.
Лондон находился на осадном положении, таком же плотном и тяжелом, как если бы у его ворот стояла иностранная армия. Снабжение было прекращено и, вероятно, будет оставаться таковым еще несколько дней.
Цена на хлеб быстро выросла до девяти пенсов за буханку, а самое дешевое мясо невозможно было купить дешевле двух шиллингов за фунт. Бекон, мука и тому подобные продукты подорожали в соответствующем соотношении; уголь предлагался по 2 фунта за тонну, с условием, что покупатель должен доставить его сам.
Тем временем извне не поступало никаких радостных новостей – Лондон казался отрезанным от всего мира. Все было настолько плохо, насколько может быть плохо, но более рассудительные люди понимали, что дальше будет еще хуже.
III
Вид фигуры, ковыляющей по сугробам к окну спальни на Кеппел-стрит, не вызвал никакого удивления в груди