что они одновременно и бороро, и красные попугаи арара Леви-Броль. Южно-американский индеец или полинезиец относится к окружающей природе и к себе самому совсем иначе, чем мы. Их сознание, их «я» недостаточно отделились от мира, их окружающего. Границы между «я» и остальным миром нечетки и очень непостоянны.
Все мы, люди современной культуры (конечно, если мы не обитатели психиатрической больницы), не сомневаемся в своём тождестве на протяжении всей нашей жизни. Человек от рождения и до самой смерти не остаётся, понятно, неизменным. Он растёт, становится зрелым, старится: изменяются его взгляды, интересы, поступки. Но непрерывность его сознания, цельность его «я» сохраняются. Те мысли, те поступки, которые были у меня вчера, десять, двадцать лет назад, не вызывают у меня сомнения в том, что это мои собственные мысли, мои поступки. Они могут быть правильными или ошибочными, я могу ими гордиться или в них раскаиваться, но я уверен в том, что они мои собственные, принадлежат мне самому, а не кому-либо постороннему.
По-другому обстоит дело у дикарей. Они не сознают в такой мере своего единства, своей цельности, постоянства. Окружающая их природа, которую они одушевляют, вмешивается не только во всё их материальное существование, в их быт, она вторгается и в их психическую жизнь. Демоны или духи предков могут при различных условиях вселиться в дикаря, овладеть его телом и духом. И тогда на какое-то время он перестаёт быть самим собой. Его «я» изменяется: это уже не его мысли, не его поступки. Да и собственный «дух» дикаря соединён с его телесной оболочкой очень непрочно: во время сна, в состоянии болезни дух якобы может покинуть тело, может отправиться в далёкие странствия; этим временем могут воспользоваться чужие, враждебные духи. Посредством различнейших процедур, магических приёмов защищает дикарь своё «я», своего духа от опасных пришельцев.
Много сведений, интересных и непонятных с нашей точки зрения, собрано учёными относительно воззрений дикарей. Некоторые учёные полагали даже, что мышление дикарей в корне отличается от нашего: дикарь будто бы неспособен мыслить логически. Писали о «прелогическом» мышлении. Конечно, это не так. Дело не в способностях дикаря, а в его скудном, ограниченном опыте. Знания его относительно окружающего мира слишком бедны, чересчур многое из происходящего в природе и в нём самом, остаётся для его мышления недоступным, необъяснимым. Те объяснения, которые дикарь пытается давать, оказываются глубоко несовершенными: они диктуются не точными знаниями, но чувствами, страхами желаниями.
Мы не собираемся описывать подробности психической деятельности дикарей. Она известна нам самим только по книгам. В наших очерках будет идти речь лишь о некоторых психических заболеваниях, которые нам самим пришлось наблюдать, и наблюдать вовсе не на Соломоновых островах и не в тропических дебрях Аргентины. Больные, с которыми мы сталкивались в процессе нашей повседневной работы, были людьми нашей современной культуры. Они могли быть умнее или глупее, обладать