Конец. Сальваторе Шибона

на восстановление Кассино – он находится в той же провинции, где я родилась.

      – Это другое. Не совсем одно и то же, это другое.

      – Вы сказали: «Две вещи».

      – Это другое, и я перехожу ко второй своей мысли: этих людей привезли, а мы приехали сами. Вот и разница. Будь я цветным, стал бы отдавать честь флагу? Спорный вопрос.

      – Но ввоз рабов в эту страну был запрещен еще в 1808-м. – Она втянула воздух сквозь зубы.

      – Сейчас я в состоянии представить общую картину, – отреагировал Рокко. Сегодня было как-то особенно сложно контролировать речь.

      Непереваренное содержимое мозга мгновенно выскакивало наружу через рот, и Рокко самому приходилось прислушиваться, размышляя, что же он говорит. Он как бы раздвоился: один сосредоточился на мире внешнем, разглагольствовал, второй же не выбирался за границы тела, наблюдал за происходящим, находясь одновременно в состоянии бодрствования и сна, испытывая приятное чувство – как бы его назвать? – пожалуй, восторга. Однако в этот самый момент его не было. Пару секунд назад был, а сейчас, стоило обратить внимание, исчез. И ему так хотелось, чтобы это случилось с восторгом вновь, если такое возможно, хотелось потерять и вновь обрести, испытать то же, что христиане, поверившие в Господа.

      – Позвольте мне сказать, надеюсь, вы не обидитесь, но вы видите малую часть картины, – произнес Рокко. – Это все равно что начать выискивать мелкие недостатки в тех, кто привез сюда их дедов. Вы, уж простите, говорите, как все эти люди.

      – Какие люди?

      – Которые кричат: «Надо позволить воробью спариваться с вороной!» И все такое прочее.

      В столовую вернулся Чиччо, на шее его, будто шарф, висело полотенце.

      – Чиччо все слышал? – спросила она.

      – В общих чертах, – уклончиво ответил мальчик.