момент оказывается неудачный. И оба уверены в собственной правоте.
Непонятно, разбежались они или нет. Сосед, видимо, и сам не знает.
– Если не понимаешь, зачем извиняться, то извинения выходят паршивые.
– Знаю, – Сэм качает головой. – Просто я хочу, чтобы все было как раньше.
Хорошо знакомое чувство.
– Что ей сказать?
– Просто разузнай, как мне все исправить.
Сосед в таком отчаянии, что приходится согласиться. Попробую. Если уж он обратился за помощью в любовных делах ко мне, то все совсем плохо. Но какой смысл это объяснять?
Утром, шагая через двор, я все жду, когда же выпитый с утра в общей комнате кофе наконец меня разбудит. Навстречу попадается моя бывшая, Одри Долан, да не одна – с подружками. Ее медные кудряшки ярко сияют в солнечных лучах. Одна из девчонок что-то тихонько говорит, остальные смеются.
– Эй, Кассель! Ставки еще принимаешь?
Я нехотя оборачиваюсь.
– Нет.
Вот видите: я изо всех сил стараюсь стать законопослушным гражданином. Честно стараюсь.
– Жаль, – кричит девчонка. – А я хотела сотню баксов поставить на то, что ты сдохнешь в одиночестве.
Иногда я сам не понимаю, почему так упорно пытаюсь не вылететь из Веллингфорда. Оценки у меня посредственные, были и есть, а в прошлом году успеваемость вообще скатилась ниже некуда. И в колледж я не собираюсь. Мне вспоминаются Юликова и программа, в которой участвует брат. Всего-то и нужно бросить школу. Я просто оттягиваю неизбежное.
Девчонка снова смеется, а Одри и остальные ей вторят.
Я иду и не оглядываюсь.
На этике развивающихся стран обсуждают журналистские предубеждения и то, как они влияют на наше мнение. Преподаватель просит привести пример, и тут Кевин Браун вспоминает одну статейку, в которой писали о моей матери. С его точки зрения, журналисты чересчур часто пытаются повесить всех собак на Пэттона, обвиняя его в легковерности.
– Она же преступница, – разглагольствует Кевин. – Зачем выставлять все так, будто губернатор Пэттон должен был каким-то образом предвидеть, что его девушка нашлет на него проклятие? Вот вам хороший пример: журналист пытается дискредитировать жертву. Не удивлюсь, если эта Шандра Сингер и над ним самим поработала.
В классе кто-то хихикает.
Я, не отрываясь, смотрю на ручку в руках, сосредоточенно вслушиваюсь в царапающие звуки – это мистер Льюис быстро пишет на доске о каком-то примере из недавних новостей про Боснию. На меня находит странная гиперконцентрация, когда весь зацикливаешься на настоящем, а прошлое и будущее отходят на второй план. Есть только здесь и сейчас. Медленно ползут минуты, и вот наконец звенит звонок, мы выскакиваем в коридор.
– Кевин? – тихонько говорю я.
Кевин разворачивается, ухмыляясь. Вокруг нас торопятся куда-то ученики, зажав под мышками книги и рюкзаки. Я их толком не вижу – все вокруг смазалось.
Ударяю