поглядел на меня, увидел, что я не шучу, хотел что-то сказать, но передумал. Он был не дурак и, наверное, обо всем догадался, но приставать ко мне не стал.
Я не говорил Бранту, что встречался с Петелли, но он и так все знал. Солли, как мог, избегал меня, а когда мы случайно встречались, он, кажется, нервничал, и ему совсем не нравились мои попытки набрать какую-никакую форму.
Уоллер тоже ни о чем не спрашивал, но делал все, что в его силах, чтобы помочь мне тренироваться. К вечеру третьего дня я хорошо держал удар и мое дыхание больше не сбивалось. Я видел, что и на Уоллера, и на Бранта произвели впечатление и моя скорость, и мой удар.
Петелли славно поработал, устроив мне широкую рекламу. Все местные газеты работали на него, а вереница громкоголосых парней посетила все бары в округе, выкрикивая мое имя. Такое назойливое привлечение внимания вскоре привело к тому, что ставки изменились, и к утру субботы я стал фаворитом из расчета один к четырем. Петелли, поставивший десять тысяч на Кида, должен был огрести мешок денег.
Ни он, ни один из его головорезов больше со мной не разговаривали. Кажется, маленькой беседы с Петелли в его офисе им показалось достаточно. Собственно, мне тоже. Я должен поддаться в третьем раунде, иначе мне конец, и я решил поддаться. Против таких, как Петелли, выступать очень трудно. Если я подчинюсь ему, то смогу хорошо начать в Майами, а меня волновало именно это. Таким образом, я пытался обмануть сам себя, но в глубине души я просто кипел от гнева. Я думал обо всех тех простаках, которые прозакладывали на меня последнюю рубашку. Я думал, что после субботнего вечера стану еще одним боксером-прохиндеем. Но больше всего меня злило то, что приходилось выполнять распоряжения такой крысы, как Петелли.
Утром в субботу мы с Брантом отправились в спортивный зал, чтобы взвеситься. Когда я выходил из кафе, меня приветствовала большая толпа, но я ничуть не радовался восторженным выкрикам. Я заметил Тома Роша и Сэма Уильямса и выдавил из себя улыбку, когда они помахали мне.
У весов в спортзале стоял Петелли и курил сигару. За его спиной торчал Пепи. Рядом толстый мужчина с грубыми чертами лица в светло-желтом костюме подпирал стену и ухмылялся всякому, кто смотрел на него. Оказалось, что это менеджер Майами Кида.
Я перешагнул через растяжки и вошел в одну из кабин для переодевания. Когда я разделся, появился Кид. Я с любопытством посмотрел на него. Он был высок и мощно сложен, но я сразу углядел у него на талии лишний жирок. Я вышел, и он глянул на меня с презрительной улыбочкой.
Я был на четыре фунта тяжелее его и на три дюйма выше.
– Что ж, – громко сказал Кид своему менеджеру. – Когда такие здоровяки падают, от них грохота больше.
Судя по раскатам смеха, толпа решила, что это самая остроумная шутка из всех, что ей когда-либо доводилось слышать.
Когда я сошел с весов, Кид, сохранявший все ту же презрительную улыбочку, подошел и взял меня за предплечье.
– Эй! – воскликнул он. – Кажется, говорили, что это боксер? Что, парень, вот это ты называешь мускулами?
– Убери