будет настоящий бал, с приглашёнными кавалерами. Это известие оставило её равнодушной. «Какая разница?» – подумала Марина. – «Всё равно после бала я иду в моечную и повешусь!».
Бал самое выдающееся событие в годовом круге институтской жизни. На балу, кроме приглашённых музыкантов, воспитатели, преподаватели, воспитанницы старших классов и гости: кадеты, юнкера, представители местной знати…
В актовом зале светло и нарядно. Откуда-то сверху льются приглушённые звуки духового оркестра. Где сидят музыканты не видно. Кажется, будто не они играют, а звучат высокие белые колонны, гудят стены зала…
Под звуки полонеза открылись большие двери и в зал грациозно входят девушки во всём белом – будто лебеди! – с гладко причёсанными головками, в платьях в пол, скрывающих движения ног. Казалось, девушки плывут по зеркальному полу, как по воде. «Белые лебеди» становятся напротив кадетов и юнкеров, выстроившихся у стен. Начинается вальс.
Марина Бирюкова-Унгерт от обилия молодых мужчин не знала, куда себя деть. Чувство стеснения толкало её к бегству с великолепного бала, но ноги от страха одеревенели и намертво приклеились к полу.
Ситуация стала ужасной. К ней подошёл высокий красавец кадетик в чёрном мундире, подпоясанный широким ремнём с бляхой на животе. Склоняет перед Мариной голову, шаркает ножкой:
– Мадмуазель Бирюкова-Унгерт?
– Да – прошептала еле слышно Марина. Сердце девушки замерло от страха и…, невесть откуда, свалившегося на неё чувства приближающегося счастья.
– Позвольте пригласить Вас на танец.
Голос корнетика обрёл для Марины ангельскую красоту и доносился откуда-то с небес, где живут счастливые люди. «Но, я…, опозорена…» – хотела сказать корнетику Марина и …промолчала. «Какое ему, красавчику, дело до падшей девушки! Станцую я свой последний в жизни танец!» – подумала Марина, и, едва не потеряв сознание от нахлынувших чувств, положила руку на плечо офицеру.
– Грехов. Виталий Грехов – представился он, осторожно прикоснулся к её талии и посмотрел в голубые глаза Марины.
Бедная душа девушки вмиг оледенела. «Сейчас он поймёт, что я позор всего Смольного института» – мелькнула страшная мысль у Марины. – «Поймёт и бросит меня, не начав танца». Но корнетик, вместо решительного афронта, ласково улыбнулся и замечательно ловко повёл Марину в па-де-карте. Волшебство музыки обоих понесло и закружило. Сразу после па-де-карта они станцевали вальс, потом мазурку, польку-бабочку. Менять партнёршу Грехов и не думал, а Марина всё чаще стала перехватывать обращённые на них завистливые взгляды сокурсниц и подруг.
Только Маняша искренне радовалась за внезапное превращение Марины из озлобленной на весь белый свет буки, в счастливую девушку, украшенную прежней красотой и румянцем…
Прозвучал последний аккорд бала. Зал наполнился нестройным гулом. Грехов поклонился Марине и, всё ещё нежно держа её за руку, несмело спросил:
– Можно я вам напишу?
Сердце девушки