что дура, а потому что баба!
Стера остановился резко, и бортник чуть не ткнулся ему в спину:
– Ты вот что, дядька Аким, проследи, чтобы все подарки братьям и сёстрам раздал Колояр! Скажи, что заходил и подарки принёс!
– Скажу, Стерушка, скажу, сынок! – заговорил бортник.
Парень кивнул успокоенно, и размашисто пошёл к выходу из деревни. В это время из дома выскочил Колояр и быстро нагнал брата:
– Стера, – заговорил сбивчиво, – Не серчай! Мила ляпнула, потому что за детей испугалась! Она прощенья просит, вернись! На стол накрывает уже. Говорит, затмение нашло какое-то на неё!
Стера глянул дико на брата и молча пошёл дальше. Колояр прошёл с ним сотню шагов, ожидая ответа, но чуть приотстал, остановился. А после вовсе развернулся и, как побитая собака, понурившись, пошёл домой. Аким уже на выходе из деревни заговорил вновь:
– Стерушка, зайди к нам с супругой! Отобедай с нами! Я же тебя мальцом ещё помню, не побрезгуй!
– Спасибо, дядька Аким, не могу, – мотнул головой видящий.
– Давай мёду хотя б в дорогу дам! – чуть не плача сказал мужик: – Лучший мёд у меня во всей округе. Кого хошь спроси!
Стера остановился, взял руку Акима и вложил туда серьги:
– Дядька, ты жене подари серьги от меня. С наилучшими пожеланиями. И будь здоров!
И зашагал прочь из села. Аким постоял на дороге, глядя вслед уходящему парню, и чуть не завыл от злости:
– Видящего обидели! Ну, дура! Ведьма, как есть!
Сплюнул в траву и пошёл тяжело домой, приволакивая ноги. Будто брёл по вязкому болоту, а не по травке зелёной шёл. А когда зашёл во двор, подозвал жену и бережно раскрыл ладонь, показывая блестящие на солнце серьги.
– Глянь-ко Ядвига!
– Ты где красоту такую взял, окаянный? – охнула супружница, хватаясь за грудь. Серёжки и правда были такими, которые не то что в Глинках – и в волостном селе не сыщешь у купчихи. На двух висюльках ажурились серебряные змейки с зелёными изумрудными глазами.
– Цыц, дура! – прикрикнул бортник на супружницу: – Честь тебе великая оказана видящим! Лично тебе серьги эти подарил! Так и сказал: подари, дядька Аким, жене своей! Значит, не серчает на деревню-то родную!
– Это Стера… Видящий? – задохнулась бабонька. – Да точно ли?
– Сам плащ видел, – перекрестился супруг.
– А чего ему на деревню серчать? – требовательно глянула в глаза мужа Ядвига, и замялся, затоптался на месте мужик. Покряхтел чуть и сказал:
– Обидели его в доме родном люто.
– Неужто Колояр? – ахнула женщина.
– Ежели б, – махнул рукой Аким, – Жинка его, Мила тупоголовая!
– Хоспади, помилуй нас, грешных! – закрестилась, запричитала Ядвига. Аким тоже перекрестился и сказал строго:
– Ты никому только не сказывай!
– А серьги? Серьги-то носить?
– А серьги носи, – кивнул Аким и распрямился гордо: – Пусть видят, что семью Акима видящий одарил! А потом дочери передашь, а та внучке! Видящий сказал – от любого