да? О, я умираю от желания взглянуть на Пале-Рояль!
Донья Крус стояла в другом конце комнаты. Одним прыжком она оказалась рядом с Гонзаго и опустилась на колени на подушку у его ног. Положив обе руки на колено принца и пристально глядя на него, она крайне серьезно осведомилась:
– В каком туалете я буду?
– На балах при французском дворе, донья Крус, – объяснил Гонзаго, – есть нечто, что оттеняет и подчеркивает красоту лица куда сильней, чем самый изысканный туалет.
Донья Крус попыталась угадать.
– Улыбка? – спросила она, как ребенок, которому задали простенькую загадку.
– Нет, – ответил Гонзаго.
– Изящество?
– И улыбку, и грациозность у вас не отнять, донья Крус, но того, о чем я говорю…
– У меня нет. Но что же это?
Гонзаго медлил с ответом, и она нетерпеливо бросила:
– Вы дадите мне это?
– Дам, донья Крус.
– Но что же это такое, чего у меня нет? – настаивала кокетка, одновременно торжествующе глядясь в зеркало.
Разумеется, зеркало не могло ответить на вопрос вместо Гонзаго.
Гонзаго произнес:
– Имя!
Донья Крус рухнула с вершины ликования. Имя! У нее нет имени! Конечно же, Пале-Рояль – это не Пласа-Санта за Алькасаром. Тут не будешь плясать под баскский бубен в поясе из фальшивых цехинов на талии. Ах, бедная донья Крус! Гонзаго сейчас пообещал ей, но обещания Гонзаго… И потом, как дается имя? Правда, принц, похоже, решил пойти ей навстречу и разрешить ее недоумения.
– Дорогое дитя, если у вас не будет имени, – заговорил он, – вся моя нежная дружественность к вам окажется бессильной. Ваше имя всего-навсего было потеряно, и я нашел его. У вас славное имя, одно из славнейших во Франции.
– Правда? – воскликнула девушка.
– Вы принадлежите к могущественному семейству, – торжественным тоном объявил Гонзаго, – находящемуся в родстве с нашими королями. Ваш отец был герцог.
– Герцог! – повторила донья Крус. – Вы сказали – был? Значит, он умер?
Гонзаго наклонил голову.
– А моя мать?
Голос бедной девушки задрожал.
– Ваша мать – принцесса, – ответил Гонзаго.
– Она жива? – вскричала донья Крус, и сердце ее готово было выскочить из грудной клетки. – Вы сказали: «Она принцесса»! Моя мать жива! Пожалуйста, расскажите мне о ней!
Гонзаго приложил палец к губам.
– Не сейчас, – прошептал он.
Но на донью Крус таинственный вид не действовал. Она схватила обе руки Гонзаго и принялась забрасывать его вопросами.
– Нет, вы сейчас, прямо сейчас расскажете о моей матери! Боже мой, как я буду ее любить! Она, конечно, очень добрая и очень красивая, да? – И вдруг тон ее изменился, из нетерпеливого стал задумчивым. – Странно, я всегда думала, что так и случится. Какой-то голос постоянно мне нашептывал, что я дочь принцессы.
Гонзаго с трудом удержался от улыбки.
«Все они одинаковы», – подумал он.
– По вечерам,