если она вдруг не закурит. Она просто слишком взрослая для такого стартапа, взрослая для этой компании, и я уверена, что мы для нее все равно что дети. Она и относилась к нам как к детям.
Вздохнув, я встала и направилась в гостиную. Я не хотела идти в кабинет Кэррин из-за такого незначительного поступка, как выключенный монитор, но в то же время я не знала, чем еще себя занять. Я знала, что она была здесь, или кто-то был. Кэррин не знала, как выполнять удаленную работу. Она видела компьютер как вещь, коробку с какими-то штуками внутри. Если она хотела посмотреть, над чем я работала вчера, до того, как я вышла из системы, она подходила к моему компьютеру, включала его, вводила свой пароль с особым допуском и запускала приложение, которое показывало ей каждый момент моего сеанса в ускоренной перемотке вперед.
Неважно, что эта функция работала через любой компьютер в офисе или любой защищенный ноутбук компании, из которых у нее есть по крайней мере два, стоящих в углу в ее офисе. Это Кэррин.
Кэррин наняли не за ее интеллект. Вернее, так оно и было, но я не разделяю мнение о том, что у нее в голове и правда что-то есть. Конечно, у нее есть эмоциональный интеллект, но ни одно серьезное научное исследование не доказало, что существует какой-либо конкретный способ его проверить[1]. В зависимости от того, кто проводил тот или иной тест, все ученые получали совершенно разные результаты. Поэтому я пришла к выводу, что эмоциональный интеллект – вещь сомнительная.
Показатель, который я нахожу более точным, – это сайт, посвященный кодингу, который ежечасно составляет рейтинг пятидесяти лучших программистов. Я очень хорошо подходила под эти стандарты. Я была в первой полусотне в течение шести недель, и я была женщиной, что делало меня очень привлекательной кандидатурой для компаний, которые пытаются создать хотя бы видимость гендерного равенства. Pictey нашли меня и предложили место в любой сфере в их компании. Они не ожидали, что я выберу «Безопасность», где я вообще почти не занимаюсь написанием кода. Они недооценили мою любовь к одиночеству.
У меня есть основания полагать, что Кэррин не сможет даже зарегистрироваться на сайте, посвященном кодированию. Ее должность – менеджер по работе с персоналом, и она должна спасать нас от попоек с летальным исходом, а ведь несколько специалистов по безопасности до ее прихода усердно работали в этом направлении. С тех пор как она здесь, больше не было никаких чрезвычайных ситуаций с реабилитацией после приема веществ, и Кэррин воспринимала это как личную победу. Лично я объясняла это 6-процентной прибавкой к зарплате, дополнительными тремя днями оплачиваемого отпуска и доступом к туристическому агентству компании.
Кэррин любит «слушать» нас. Мы должны заходить в ее офис примерно раз в месяц и рассказывать ей о самых тревожных вещах, которые мы видели, а затем слушать ее «рецепт по уходу за собой». Мой рецепт по уходу за собой ровно такой же, как и с тех пор, как я была подростком: высокие дозы антидепрессантов, стабилизаторы настроения и бензодиазепины