из нелепой ситуации, в которой оказалась. «Пора прекратить это цирковое представление!» – решил я и направился к Замчалову и её партнёрше.
…У венгров есть любопытный обычай: во время чардаша любой желающий может отнять понравившуюся ему партнёршу. С кем бы она ни танцевала! И отказать ему нельзя. Я решил воспользоваться эти правом.
– Разрешите пригласить вашу девушку, товарищ полковник? – стараясь говорить как можно решительнее, произнёс я.
Оставив оторопевшего комдива стоять, я взял девушку за талию обеими руками, как положено в чардаше, и закружил, направляясь к выходу. У двери мы остановились и, переводя дыхание, наконец посмотрели друг на друга. Передо мной стояло юное, неописуемой красоты создание с огромными глазами и длинными, чуть вьющимися светлыми локонами. На девушке была белая, с национальным орнаментом блузка и короткая в клеточку юбка с широким чёрным поясом. Всё это делало её поразительно похожей на сказочную Золушку. Я невольно взглянул на свои ноги, обутые в яловые сапоги, стоящие напротив почти игрушечных туфелек Золушки, и зачем-то одёрнул гимнастёрку. «Хорошо! Самый лучший образец солдафона!» – выругал я себя и хотел уже попрощаться с юной красавицей, но увидел, что к нам приближается капитан – адъютант Замчалова. «Бежим отсюда! Скорее!» – крикнул я по-русски, схватил девушку за руку и плечом отворил тяжёлую дверь. Мы выскочили на улицу и побежали к густому, заросшему акациями и каштанами скверу, который находился неподалёку. Там, не сговариваясь, выбрали самую удалённую скамейку и, по-прежнему продолжая молчать, плюхнулись на неё.
– Нэ изгулион, кеерем, ноо?[1] – заговорил я, старательно подбирая венгерские слова (этому труднейшему языку нас обучал в штабе старый венгр, попавший в конце войны в плен и позднее завербованный нашими органами военной разведки). Но девушка продолжала молчать, испуганно глядя на меня.
– Еефти, нмит мондок? Вад’ ок Сергей! Ми а кэрэстмэ-вэ?[2] – допытывался я, откровенно растерявшись, не зная, как успокоить перепуганную мадьярку.
– Меня зовут Илона, – неожиданно на чистейшем русском ответила юная красавица.
– Как? Ты говоришь по-русски? Вот это да! А я-то стараюсь… Ну, знаешь… Откуда такое произношение? – обрадовавшись, я задавал ей вопрос за вопросом.
Илона чуть оживилась и, улыбнувшись, наконец посмотрела на меня по-доброму.
– Это мой папа… Как это по-вашему… Да! Папа виноват. Его послали учиться в ваш город. Называется он Ростов. Чтобы он стал военным танк…
– Танкистом?
– Игэн! Да! Танкистом. А когда вернулся домой, в Венгрию, стал читать мне русские книги. Читал и переводил на наш язык. Потом я стала понимать то, что он читает, без его перевода. И полюбила ваш русский. Он очень трудный, но такой хороший! В нём так много, как вы говорите, странных, нет… неправильно говорю – очень удивительных слов: «моя ласковинка», «солнышко», «душечка». Мы не умеем так говорить. А ваши Пушкин, Толстой, Чехов? У нас нет таких писателей.