на завитки, мокрые от дождя, а в голове крутился разговор с братом. Даже не разговор, а так, сообщение. Конечно, он сам всё испортил. Психанул как дурак. Глаза заломило от вдруг подступивших неожиданных слез. Хотелось домой. Спрятаться от всех. В детство, и уткнуться с головой в мамины ладони… и всё бы решилось, тогда всё решалось как-то само собой. Даже когда умерла бабушка, оказалось, что она стала звёздочкой, и в это верилось, и было светло и грустно. Понятное дело, что решалось кем-то, а не само собой, просто иногда так хотелось, чтобы кто-то взял на себя неподъёмное, и оно вдруг отступило бы, и отец сейчас был бы дома, с мамой.
Но брат сообщил, что отец совсем плох, он его поместил в пансионат.
– Как можно, ты идиот?! – проорал Лукин в видеосвязь. – Отец просил не сдавать его ни в больницу, никуда, что ему мало осталось, он сам как-нибудь, только бы дома. И не прошло и месяца, как мы сдали!
Видеосвязь брат отключил, как только Лукин принялся кричать. Что толку, что орал, самому стыдно. Он долго смотрел в тёмный экран. Сидит на орбите на никому неизвестном Ларусе и орёт.
“Приезжай и не сдавай, – сказал брат неделю назад, когда самочувствие отца ухудшилось. – А мне никак. Надо срочно назад. Кася вот-вот родит, диссер трещит по швам. От Ларуса до Земли ближе, чем от Торы, вот и давай, поживи дома. У тебя всё равно семьи нет. И да, меня точно в пансион сдай, если доскрипим и будешь решать этот вопрос”, – огрызнулся в завершение сказанного Киря. Кирилл. Кирюшка-ватрушка. Надо было срочно вылетать на Землю.
Хорошо, хоть здесь вроде бы всё разрешилось. Скоробогатов уже дает признательные показания. Только что толку с них. Заезжено твердит, что ему было жаль их, мертвецы ведь. Хитрец.
И так выходит, что и комиссии никто не верит, что ларусы живые.
Выводы писали два дня, опять переругались. Кинт считал, что игра ничего не доказала, и, если бы Скоробогатов не приехал с пилой в корпус к Долохову, они не нашли бы и убийцу.
– …И что жизнь в ларусах есть, не доказали. А это главное, – сказал Кинт, обведя всех своим невыразительным взглядом.
Чувствовалось, что он продумал эту свою тираду. Потому что дальше сказал:
– Я считаю недопустимым вопрос о свободе Долохова. Мы ходим по кругу.
Грант засопел и выдал:
– Вы один из шести, не забывайте. Есть и те, кто сомневается. Может, не могут забыть первых пострадавших, отправленных вашей планетой в реакторы? Не хотят повторить ошибку? Задавались ли вы этим вопросом? Я за голосование.
Кинт промолчал, положив два пальца на край стола. Грант дёрнул подбородком.
– Согласен, – кивнул Кру-Бе.
– За голосование с обоснованием. Иначе зачем мы тут собрались, – подал голос Грассе.
Лукин поднял руку.
– За. С обоснованием, да, – кивнул он.
– Поскольку мы обязаны выработать заключение уже завтра и разъехаться, предлагаю сейчас и проголосовать. Бле-Зи просит извинить, дела. Его ответ у меня зафиксирован. “Ларусы живы, но подконтрольны. Отпускать нельзя, потому как реакции паразита остаются под вопросом”, –