трупы в реакторах. Их паразитам около пяти лет. Мне кажется, если бы мы поняли, зачем появлялись эти корабли, зачем им разумные существа недоумки, мы бы поняли, что происходит с ларусами. Какова цель заражения? Уничтожение, подчинение…
– Добавьте сюда перевоспитание, – буркнул Лукин.
– Новый миссия? Вы действительно в это верите? – насмешливо сказал Кинт.
– Перевоспитание в жителей будущих колоний. В добрых и послушных. Бескровное завоевание. Почему так думаю? Потому что не вижу желания воевать у «чёрных кораблей», и добрых намерений не вижу. Если бы на Малом-2 не удалось бы тогда подбить их, отправив обратно туда, откуда они явились, сколько бы еще открылось таких резерваций. Жаль лишь, что успели уползти обратно. А что, если это программа. Растёт внутри такой вот искусственный интеллект… но тогда его тоже можно менять?
– Хм, – проговорил Грассе. – Можно предположить, что паразит будет взрослеть, его подопечный вскоре будет послушен…
– …своему паразиту же. Осталось выяснить, сообщаются ли между собой паразиты, – закончил Кинт.
– Так, – вдруг сказал Лукин, – я хотел бы пожить там, в резервации. Например, заметил свободную койку в доме Милоша. Но лучше всего бы – в доме Долохова. И ещё… Устроить бы там футбол… или волейбол… Дети, игра, и всё такое, – он обвёл глазами собеседников.
– Интересная идея, – сказал удивлённо Кру-Бе.
– Очень! – воскликнул Бле-Зи.
– А я бы сыграл в баскетбол, но там нет корзины, значит, волейбол. Скорость… футбол – это скорость, а в волейбол можно потоптаться на одном месте, это больше подходит для ларусов, – задумчиво сказал Грант, – возьмёте меня с собой, Лукин?
– Без вопросов! – кивнул, выглянув из-за Грассе, Лукин.
– Пожалуй, я бы тоже сыграл, – сказал Кинт. – Мне интересно.
– И я, – решительно сказал Бле-Зи.
– Поддерживаю, – сказал довольный Грассе, потирая руки, – волейбол, знаете ли, на этом сером отвратительном газоне, будет моим протестом против этой резервации.
– Неужели вы могли подумать, что я буду против, – рассмеялся Кру-Бе. – Знаете, вид комиссии, играющей на поле посреди резервации, послужит хотя бы тому, что дело продолжат рассматривать.
– Хочется их услышать, – сказал Лукин.
– Нам надо всё обговорить, – кивнул торианин…
«Тварь ли я, или право имею… Кто это сказал. Почему?» – Долохов шёл по улице. Еле волоча ноги. Не глядя по сторонам.
Да и на что тут смотреть. Коробки-дома, дорожки правильные, проложенные и спроектированные роботами. Это тебе не тропинки во дворе, которые петляют где угодно, только не по проложенным тротуарам.
Долохов не мог долго ходить. И не мог долго лежать. К нему приходила Анна, садилась на край кровати.
– Я всё время думаю, что, если бы он родился.
Всё время она заводила разговор о ребенке, который погиб.
– Он не мог родиться, Анечка, не мог. У ларусов дети не рождаются, – отвечал Долохов ей.
– Да,