Едва слышно позвала Атилла свою пятнадцатилетнюю дочь. – Почему ты не спишь?
– Мне не спалось, и я решила дождаться тебя этой ночью! – Воскликнула девушка и бросилась к матери, припав губами к ее руке. – Ведь это был последний сеанс?
– Последний и самый трудный.
– Вот поэтому я и решила тебя дождаться.
– Зачем?
– А, разве тебе не приятно увидеть меня после трудной работы? Узрить в моих очах участие и сочувствие?
– Глупая! – пожурила дочь Атилла – Сколько раз я тебе говорила, что негоже терять по пустякам отпущенное сну время.
Тонду потерлась щекой о материнскую ладонь, и глаза ее заискрились любовью и преданностью, вызывая ответную улыбку матери.
– А еще ты говорила, что за сном бегать не годится, разве не так?
– Ах, Тонду, не притворяйся, что путаешь белое с черным, и вообще…подай-ка мне воды и отправляйся спать.
– Хорошо! – ивнула девушка и направилась во двор, прихватив по пути глиняный кувшин.
Когда она вернулась, Атилла нетерпеливо выхватила кувшин из ее рук и шумными глотками опустошила больше половины. Тонду, выждав, пока мать напилась, нежно с любовью промокнула тыльной стороной ладони ее вспотевший лоб.
– Ну вот, теперь отдыхай. – Улыбнулась Тонду, и взбив соломенный подголовник, подвинула его на середину.
– И ты тоже. –Распорядилась Атилла. – Тебе надо набраться сил, девочка! – Зашептала она склонившейся для поцелуя Тонду, и та вдруг ощутила на своем виске материнскую слезу.
– Что? – тревожно воскликнула Тонду и почувствовала, как в страхе заколотилось сердце.
Атилла отстранилась от дочери, стараясь не смотреть ей в глаза. Та же, наоборот, изо всех сил пыталась уловить взгляд матери.
– Беда? Ты ее чувствуешь? Ты же сказала, что никогда ничего не будешь от меня скрывать! Мама? Что ты молчишь? – Тонду требовательно тряхнула мать за плечи.
–Н е пугайся! –сказала Атилла, и ее лицо тронула усталая улыбка. –Пока еще беспокоиться не о чем.
– Но, что-то же может случиться? – Не унималась Тонду. – Может?
– Может. – Не стала лукавить Атилла. – Но как я только почувствую это, обещаю, что расскажу тебе немедленно.
Жрец высшей касты Неохим лежал на краю своего широкого ложе под высоким белым балдахином. Две служанки услужливо колдовали над ним: первая растирала розовым маслом спину, а вторая прикладывала горячие компрессы из настоя трав к ногам. Раскаленная огненная жаровня, представляющая собой металлическую треногу, держащую серебряный плоскодонный чан с тлеющими углями, над которой была подвешена чаша с настоем, размещалась тут же возле ложа. Условный стук в дверь нарушил приятную процедуру, заставив жреца метнуть на дверь недобрый взгляд.
– Входи! – крикнул он слуге, понимая, что тот не стал бы беспокоить его по пустякам в такие минуты.
Слуга вошел и приблизился к хозяйскому ложу, преклонив перед жрецом колени.
– Ты принес мне вести о нем? – спросил Неохим.
– Да, мой господин.
Неохим