Он не был похож на человека, который может страдать от чего-либо, не говоря уже о боли.
– У меня завтра экзамен по расчетам, – сказала Адья, прервав ход ее мыслей, – а вы обе не уважаете мой строгий график сна.
– Какой еще строгий график сна? – Делейн высунула ногу из-под одеяла, испытывая беспокойство. Тени мгновенно охватили пальцы ее ног. – Вчера ты до трех часов ночи смотрела видео с кошками.
– И это между мной и интернетом, – ответила Адья. – В любом случае это единственное, что я могу сделать, чтобы не думать о лице в зеркале.
– Ты видела его снова? – подавила сочувствующую дрожь Делейн.
– Нет, – ответила Адья, потягиваясь на кровати. Лампа щелкнула, погружая комнату в ночную дымку. – И я не хочу. Но я не могу избавиться от ощущения, что он все еще там, ждет за гранью.
– Это очень жутко.
– Мы все немного жутковаты, – подхватила Маккензи. – Вот почему мы здесь.
Делейн свернулась калачиком, ей было холодно, несмотря на три слоя чистого одеяла, которые она держала под подбородком. Около двери экран телефона Маккензи освещал синим светом ее губы. Потолок озарился его сиянием. Она вглядывалась в слабое тепло тускло светящегося ночника и считала от ста, как это делали ее родители по вечерам, когда звон в ушах заставлял ее царапать лицо. Она досчитала до шестидесяти, прежде чем ее накрыли первые волны сна.
Перед самым сном ей показалось, что она видит фигуру, сгорбившуюся на краю кровати Адьи, но когда она проснулась на рассвете, то была уверена, что это был всего лишь сон.
Послеобеденная встреча Делейн с профессором анатомии человека оказалась столь же обескураживающей, как и встреча по философии с Бофорт.
Она ждала перед деревянной кафедрой с контрольной работой в руках и смотрела вниз на сердитые красные полосы в верхней части своей работы. Ее желудок сжался в комок. Руки были липкими. Снаружи амфитеатра в вестибюле начала собираться толпа прибывающих студентов. Разрозненные обрывки разговоров разносились по комнате как жужжание пчел. Профессор Хаас сидел на жестком каркасе человеческого скелета, сложив руки на животе, длинная лента его галстука была украшена извилистыми позвонками.
– Здесь не будет никакого руководства, – сказал он, его значительный баритон проходил через пустую аудиторию с громкостью, которая заставила Делейн вздрогнуть. – Вы больше не в средней школе. Это ответственность студента – подать заявку на любые необходимые академические корректировки своих курсов. – Он ткнул пальцем в бумажную суматоху на своем столе. – Эти еженедельные контрольные работы составляют одну треть вашей итоговой оценки. Я видел ваше досье. Ваш средний балл не может принять на себя такой удар.
– Я понимаю, – сказала Делейн, решив казаться как можно более покладистой. Ее внутренности были подобны измельченной бумаге.
– А теперь, если вы меня извините, у меня через минуту начнется другой урок. – Со стоном поднялся со стула Хаас.
Как по команде, плотина была прорвана, и студенты начали вливаться в комнату. Убитая горем,