к груди.
– Распознавать такие вещи – часть моей профессии. Да и платье выдает тебя с головой.
– А вот и не так, как вас ваши туфли, – сказала я, слегка поморщившись.
В ответ на это женщина громко расхохоталась. Она слегка задрала брюки и подняла ноги, чтобы я могла лучше рассмотреть ее обувь. Она продемонстрировала мне резиновые подошвы и объяснила, что обзавелась этими туфлями в Японии, где работала с театром буто, и что они оказались настолько удобными, что она иногда забывает их снять. У меня не было ни малейшего представления о том, что такое театр буто, но я не подала виду, поскольку женщина считала, что я имею склонность к театральности, а человек, по-настоящему склонный к театральности, просто обязан знать, что такое театр буто. Поэтому я сказала:
– Разумеется. – И: – Однажды я дошла в домашних тапочках почти до самой школы.
И это было правдой.
– Меня зовут Хелена.
– Манон. – Когда я протянула ей руку для рукопожатия, я почувствовала, что делаю что-то абсолютно безупречное. Даже то, как я представилась: не «я – Манон» и не «Мэнни Кларксон», а просто «Манон», – было сделано в точности так, как это следовало делать. Утонченно и изысканно. Никаких перегибов ни в ту, ни в другую сторону, точное попадание в прелестно звенящую ноту. Спокойная музыка этого момента проникла внутрь меня, и, в то время как солнце все сильнее заливало своим сиянием поля, я и сама была готова засиять вместе с ним. Я поднесла ладони к щекам, чтобы коснуться этого сияния, и даже уже после того, как Хелена достала книгу, а я откинулась на спинку сиденья и стала смотреть в окно, я все еще чувствовала безупречность этого момента, продолжавшего матово мерцать внутри меня. Старые костлявые деревья и голые пастбища выглядели так, будто они только что нарядились в совершенно новые, сверкающие платья.
Я знала, что это знак.
Глава пятая
Поезд прибыл в Мельбурн в восемь утра. Хелена дала мне визитку с номером своего телефона. Там было написано: «Хелена Дубровник». Я положила ее в кошелек. Она сказана, что я могу ей звонить, если мне понадобится помощь. Она улыбалась мне, а я смотрела на нее и видела, что она – настоящая, совсем не такая, как миссис миссис Поррит. Хелена улыбалась не для того, чтобы быть хорошей и обеспечить себе билетик в рай. Правда, я не понимала, почему она считает, что мне может понадобиться ее помощь.
«Знаете, – сказала я, – я остановлюсь у родственницы».
Она не могла догадаться, что это ложь, потому что я сказала это очень милым голосом и без запинки, как будто это было правдой, такой же непреложной, как протянутая для рукопожатия рука в белой перчатке.
В любом случае, у меня были с собой «лошадиные» деньги, так что я знала, что не пропаду. Мне было стыдно, что я взяла «лошадиные» деньги, но я искренне намеревалась все возместить. Когда Хелена ушла, я почти захотела догнать ее и пойти с ней. Я на минутку представила себе ее дом. Я подумала, что в нем наверняка есть огромные диваны, а по стенам развешаны картины, и что, может быть, она предложит мне остаться у нее насовсем, и я стану