выпуская на волю лишь крохи своей проклятой силы. За все это время мне удалось избежать внимания дейвасов и чьих-либо подозрений. И помочь сейчас несчастной роженице значит рискнуть всем. Вот только и отказать я не могла. По разным причинам.
Мужчина, по-видимому, не знал, что я не знахарка, а только травница. Он уже не умолял, а тихо плакал, уткнувшись лбом в пол у моих ног.
– Эй, – я наклонилась и тронула его за плечо. – Ребеночек-то у вас какой по счету будет?
– Первый, – всхлипнул несчастный.
Я мысленно выругалась, потом подумала и повторила вслух. Не помогу сейчас – может статься, у них вообще никогда детей не будет. Хорошо, если роженица выживет. И до утра выжидать времени нет.
– Да что ж такое, – простонала я и принялась собирать все необходимое.
Мужчина наконец приподнялся и сел на колени, следя за мной лихорадочно блестящими глазами и шмыгая красным распухшим носом. Похоже, он не сразу поверил в то, что я действительно собираюсь помочь. Я и сама не верила. Но быстро обулась, подхватила корзинку и кивнула.
– Показывайте дорогу, пан. И хватит рыдать, сделаю что смогу.
Выйдя на улицу, я поежилась и плотнее запахнула плащ. Густой липкий туман завладел ночью и ощупывал-оглядывал каждый уголок, куда только могли дотянуться его белесые пальцы. Вдалеке коротко взвыли собаки, но быстро смолкли. Долетели обрывки ругани и визг – верно, хозяин спросонья прошелся хворостиной по хребтам. Зря. В другой раз не залают, и вор уйдет безнаказанным.
Мужчина, так и не назвавший своего имени, шел впереди, то и дело оборачиваясь. Наверно, проверял, не передумала ли я, не развернулась ли обратно в лавку. Я только крепче стискивала ручку корзинки, где вздрагивали пузырьки, и ободряюще улыбалась ему в ответ. Не знаю уж, что ему виделось в свете луны, но после каждой моей улыбки он вздрагивал и почти переходил на бег.
Ночь стояла безветренная, и прогнать туман было некому. Начало листопада еще было пропитано сухой летней жарой с ароматом свежего сена и поздних яблок, но в темное время от тепла не оставалось и следа. Близился праздник Лешего, и суровые холодные ветры дули почти беспрестанно – тем жутче было сегодняшнее безмолвие. Словно затишье перед бурей.
Нам никто не встретился, и я порадовалась, что не придется отвечать на ненужные сейчас приветствия и объяснять, куда я так спешу. Конечно, всегда можно было махнуть рукой и крикнуть: «После скажу!», но вот только люди такие обещания никогда не позабудут. Припрутся в лавку, начнут расспрашивать, а там и до ушей знахаря дойдет – проблем не оберешься. Нет уж, сейчас я должна помочь новому человеку прийти в мир, и это важнее любых досужих разговоров.
Мужчина остановился перед домом, неуверенно теребя в руках шапку. Он тяжело вздохнул и крупно вздрогнул, глянув на меня шальными глазами, когда я положила руку ему на плечо. Он не спешил войти, а когда изнутри донесся полный мучительной боли стон, и вовсе попытался отступить.
Я стиснула его плечо, не давая сбежать, и