жалобно, суча лапами, будто паук, запутавшийся в собственной паутине. Я была уже совсем рядом, тянулась к нему руками, чтобы погладить, успокоить, сказать, что он тоже узнает, что такое жизнь, настоящая горячая жизнь…
– Не дождешься, упыренок! – рыкнула я, обрывая мелодию и хватая блазеня за горло ослепительно вспыхнувшими пальцами.
Когда все закончится, ладони будут изрезаны до кости. Обычная плата за схватку с навьей тварью. Маленький блазень бился в моих намертво сжатых руках и визжал, полосуя когтями воздух вокруг, рассекая кожу, жилы и мясо, словно острой бритвой. Я терпела, стиснув зубы и сдавливая пальцы все сильнее, так что они онемели. Как только я коснулась не-мертвого, для роженицы он стал не опасен, всю свою ярость перекинув на меня. Помня об этом, я выдохнула и резко свернула блазеню шею, выкручивая ее, как мокрую тряпку. Громыхнуло, раздался звук лопнувшего стекла, и меня отбросило от кровати, забрызгав кровью, отхаркнутой роженицей. Вместе с ней тонким черным дымком вышли и остатки блазеня, оставив женщину чистой, хоть и без сознания.
Я отшатнулась, запуталась в собственных ногах и хлопнулась назад. После схватки с навьей тварью в ушах звенело, а тело казалось легким-легким, будто я вдруг стала одной из самовил – крылатых дев, живущих на отрогах Белых гор. Прекрасное чувство, если только забыть о расплате, что придет после.
Я кое-как поднялась и, покачиваясь, вернулась к кровати. Женщина, имя которой я так и не узнала, еще не пришла в себя. Ее живот, опавший и мягкий, казался чужим. Ничего, пара дней хорошего ухода и крепкого сна, и она позабудет все случившееся. Вот только детей у них с мужем никогда не будет. Там, в Нави, я видела ее как на ладони и теперь знала, что ее тело не расцвело. Не поможет ни знахарь, ни даже подобные мне – раганы[6]. Наумовы отродья, которых люди одной рукой привечают, а другой отправляют на костер.
Я принялась мягко омывать спасенную. Она дышала тихонько, спеленутая целебным сном, и я не спеша очистила и переодела ее. Постояла минуту, глядя в заострившееся лицо: милый носик, длинные ресницы, красивые губы. По подушке рассыпались потускневшие светлые волосы, и я представила, как они отливают пшеничным золотом на солнце. Должно быть, мужчина, ждущий за дверью, обожает жену. Но будет ли он любить ее так же сильно, когда узнает, что она пустоцвет, я не знала.
Надо было бы кликнуть его, но я нерешительно замерла перед дверью. Как поведать, что произошло? Сказать, что младенец родился мертвым? Тогда несчастный отец попросит маленькое тельце, чтобы похоронить по-людски. Сказать правду? Но она может стать мне приговором. Ведь я не знала, не побежит ли он доносить обо мне дейвасам.
Судьба решила все сама: дверь распахнулась, больно ударив меня по пальцам поднятой руки, и на пороге возник тот самый мужчина. Он цеплялся за меня отчаянным взглядом, а я открывала и закрывала рот, пытаясь начать тяжелый разговор. Но несчастный и без слов быстро все понял – лицо его потемнело и оплыло, будто горе притянуло его к земле.
– Милана выжила? – прошептал он.
Я