голову, я занялась приготовлениями. Тщательно промыла подаренные Игнотием инструменты согретой в котелке водой. Во втором, маленьком, уже булькала над костром мазь. Над местом ночевки плыла вонь свиного сала, странным образом мешавшаяся со свежестью мяты. Я стопкой выложила ровные отрезы холстины и глубоко подышала, унимая сердцебиение. Потом взяла тонкий ножик и подошла к коню. Какое-то время медленно гладила его по храпу[7], успокаивая то ли себя, то ли пациента. А потом одним резким движением вскрыла большой гнойник, разросшийся на горле скакуна и почти уже удушивший его.
Над лесом вставал рассвет, когда я наложила последний шов и со стоном разогнулась, вытирая испачканные руки единственной оставшейся чистой тряпкой. Конь изумленно таращил глаза и осторожно крутил головой, проверяя, правда ли он снова может нормально дышать и шевелиться. Я хлопнула его ладонью по морде и погрозила пальцем:
– Не вертись, а то нитки порвутся, придется заново шить. А травок, глушащих боль, у меня не осталось.
Спина и руки болели нещадно, устав мять, растирать и выдавливать гной и сукровицу. Потому, в последний раз проверив, хорошо ли наложен шов, я привалилась к теплому конскому боку и мигом уснула. Правда, помолиться богине зари Сауле, чтобы не было сновидений, успела.
Как обычно, Сауле меня не услышала. Но мрачное пробуждение скрасила довольная хитрая морда, из зубов которой торчал недоеденный пирожок. Так конь получил свое имя, а я порадовалась, что не придется брести по тракту пешком.
Уже забрасывая землей следы нехитрого ночлега, я заметила пучок лечебных трав, перевязанный зеленой ниткой осоки. Настой из этих листочков затянул бы рану Пирожка в несколько раз быстрее, но добыть их посреди осени было невозможно. Я резко вскинула голову, оглядываясь по сторонам. Лес молчал, все такой же угрюмый и мокрый, пахнущий сырой корой и палой листвой. Я протянула руку к подарку, поколебалась, но все же взяла. Когда я подняла пучок с земли, мне показалось, что под ним было что-то похожее на туман. Впрочем, странная дымка быстро развеялась, и я решила, что мне почудилось. Кем бы ни был таинственный даритель, добить скакуна он мог, пока я спала, – это было бы быстрее и дешевле, чем делиться дорогим лекарством. Поэтому чего зря добру пропадать? Все в дело пойдет.
Пирожок вытянул морду, принюхиваясь, и затрусил шустрее. Вскоре и я почуяла запах свежей выпечки. Живот свело болезненной судорогой от голода. Деньги закончились несколько дней назад, и все, что у меня оставалось, – лекарские инструменты, моя сумка, конь и пучок лесных трав. Я поморщилась при мысли, что если мне не позволят осесть в этой волости или хотя бы подзаработать монет, то придется продать скакуна. Ведь я только успела привыкнуть к Пирожку.
Частокол вырос перед нами внезапно, будто мы и не неслись к нему во весь опор сквозь хляби небесные и земные. Я натянула поводья, и Пирожок послушно замер. Я с трудом сползла с мокрого конского бока и тут же утонула чуть не до самого края сапог в холодной луже. Тихо выругавшись, плотнее