происходящего говорила только об одном – человек спас его от чего-то, очень плохого. Самое хорошее заключалось в том, что широкий знал русский язык. И даже его картавость нисколько не скрадывала смысл сказанных им слов. По мере того, как они продвигались в глубину барака, у Кольки росло устойчивое мнение, что если бы не этот человек, то с ним могли поступить очень плохо. И словно угадав чужие мысли и отвечая на невысказанные вопросы, мужчина пояснил:
– Вначале бы тебя обобрали. До нитки. В лучшем случае оставили в исподнем. А что затем? Представляешь, молодой, приятный и даже относительно чистый молодой человек попадает в такую компанию. Что может быть хуже. Вокруг него – злые, ненавидящие друг друга и страшно голодные люди. Правильнее будет сказать – изголодавшиеся. И имеющие весьма примитивное представление о культуре и нормальных человеческих отношениях. Правда, это слово – люди – подходит им только с большой натяжкой. Конечно, даже здесь некоторые вещи формально запрещены. Но вопрос, кто и кого будет наказывать? За избиения, за издевательства, за изнасилования, за… В самом крайнем случае, могут, хотя и втихаря, зажарить и съесть.
– А как же костер? – промямлил полностью сломленный Колька с необъяснимой надеждой в голосе.
– Могут легко договориться с гхармами (в буквальном смысле «жарящие» – прим. авт.) на свободе, – человек с показным безразличием махнул рукой в неопределенном направлении, – а они, за соответствующую долю, что и кого угодно зажарят. Им отсюда часто перепадает.
Широкий посмотрел на бледное даже в полутьме лицо Кольки и громко рассмеялся. Впрочем, смеялся он один. Совершенно не к месту всплывшее в памяти преследование волков, никак не могло перекрыть ужас того, что сейчас представлял Колька. Он подозрительно и с явным страхом уставился на широкого мужчину, но тот только ухмыльнулся.
– Поверь, я детей не ем. Разве что в самом крайнем случае. Ты мне нужен совсем для другого дела. А в том, что живые убивают живых – нет ничего удивительного.
Это же его, Колькины, мысли. А может широкий мужчина имеет такое же мнение. Но сейчас главная задача заключалась совсем не в том, чтобы понять другого человека. Хотелось не отстать, не заблудиться в этом бараке с неясными размерами, но зато забитом таким огромным количеством людей, что помещение казалось бесконечным.
В углу помещения, куда его привели, Колька увидел немного странное сооружение, по некоторым признакам напоминающее кровать.
– Можешь немного поспать, – милостиво разрешил человек, – а потом уже и поговорим.
Разве можно уснуть под ворохом подозрений, да еще и в атмосфере, в которой просто невозможно дышать. Мешала противная мысль, а вдруг он окажется вкусным в зажаренном виде. Колька долго ворочался и вдруг, неожиданно для самого себя, крепко уснул.
Я не высший
Колька никогда, и ни при каких обстоятельствах не смог бы сказать, сколько часов он проспал. Он помнил только сны, которые в изобилии приходили