ответить на задиристый тон арестанта, вышли из избы. Дверь закрылась, замок тоже.
Один из сидельцев немедля подбежал к двери и, приложив к ней ухо, прислушался. Через минуту глаза его расширились от удивления. Выждав ещё некоторое время, он с некоторым таинственным видом сообщил:
– Эх, мать честная! Не простые господа к нам в гости заходили, аж целые коллежские советники.1 Сказали, что такой старик, как ты, Тимофеич, им и нужен. Дело у них до тебя секретное, даже унтеру не стали рассказывать. А по поводу Жердяя оба господина против, здоров больно. Говорили, что вместо пользы вред принести может. Зачем и почему – не расслышал. Обещали вскоре вернуться. О каком-то Пугачёве, кровавом злодее, воре и убивце, с унтер-офицером рассуждали. Неужто к нам в острог подселят?
– Эх, Хлопуша, тебе умереть спокойно не дадут. Не житьё, а каторга. Может, дела какие старые вскрылись, разбой или убийство? – посетовал один из сидельцев.
– Умирать – не лапти ковырять: лёг под образа да выпучил глаза, и дело с концом. А я ещё погуляю, душой молод пока, вот смерть и не берёт. Коль такие чины приходили, знать Хлопуша в цене, – ответил мудрый арестант.
Глава 2 Бунт Пугачёва. Оренбург в страхе
«… Слух о самозванце быстро распространялся…
… Хан послал оренбургскому губернатору татарское письмо самозванца с первым известием о его появлении. «Мы, люди, живущие на степях, – писал Нурали к губернатору, – не знаем, кто сей, разъезжающий по берегу: обманщик ли, или настоящий государь? Посланный от нас воротился, объявив, что того разведать не мог, а что борода у того человека русая».
… Рейнсдорп спешил отвечать, что кончина императора Петра III известна всему свету; что сам он видел государя во гробе и целовал его мертвую руку. Он увещевал хана, в случае побега самозванца в киргизские степи, выдать его правительству, обещая за то милость императрицы….
… Между тем Нурали вошел в дружеские сношения с самозванцем, не преставая уверять Рейнсдорпа в своем усердии к императрице, а киргизцы стали готовиться к набегам…».
Пушкин А. С. «История Пугачёва». Глава Вторая. 1833 год.
Оренбургский губернатор, генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп находился в весьма подавленном состоянии. Губернатору ежедневно доносили о страшной смуте, происходившей в землях, находящихся под его надзором, вольном и зловеще смелом движении императора-самозванца Емельки Пугачёва на город Оренбург.
В тягостном настроении, молча и сосредоточенно он сидел за канцелярским столом в своём кабинете, устремив тяжёлый взгляд на красивый серебряный прибор с чернильницей.
Сзади, со спины, на него, на оренбургского губернатора, с портрета гордо и жёстко смотрели глаза государыни-императрицы Екатерины II.
Иоганн Генрих Рейнсдорп, а по-русски – Иван Андреевич, удручённо думал: «Это надо же такое придумать, самозванец Емелька, мужик-лапотник, хоть и казак, возомнил себя государем