сволочизмом. Она вдруг стала любить народ не менее пламенно, чем Рашнара. Народ платил ей взаимностью.
Конец года принёс ещё одну большую напасть. Западная область империи, Фракия, стала подвергаться набегам угров. Было понятно, что эти варвары и враги христиан свободно проходят через Болгарию, отделяемую от Фракии лишь Балканским горным хребтом. Между тем, Болгария получала дань от Константинополя. Более того – болгарский царь Пётр был женат на тётке покойного василевса, Романа Багрянородного. Нынешний василевс выразил Петру своё возмущение в связи с тем, что тот позволяет уграм причинять зло империи. Но болгарский царь знал, что угры – лучшие друзья Святослава, и обнажить оружие против них – это то же самое, что вступить в войну с самим князем руссов. Но и с империей враждовать ему не хотелось. Он ограничился тем, что попросил угров больше не появляться в его владениях. Угорские князья отнеслись с почтением к этой просьбе и повернули морды своих коней в сторону германцев. Но император последних, Оттон, был воином. Встретив угров на Лехском поле, под Аусбургом, он их изрядно поколотил. После этого причитания и мольбы болгарского царя уже не могли остановить угров. Фракия вновь подверглась их нападениям. Никифор Фока грозил, Святослав молчал. Как раз в эти дни супруга Петра, Мария, вдруг умерла, и некому стало обуздывать многочисленных родственников царя, которые не стеснялись клянчить у Святослава деньги и, соответственно, знали, что их задача – требовать от Петра полного разрыва отношений с Константинополем, дабы киевский князь был ими доволен. Царь уж готов был пойти на это, но Святослав вдруг сам всё испортил. Он объявил, что ежели Пётр будет и впредь якшаться с ромеями, то ему, Святославу, уж не останется ничего другого, кроме как посадить на болгарский трон более разумного человека. Это был гром средь ясного неба. Услышав такое из уст посланника, даже братья Петра решительно посоветовали ему не забывать о том, что он – царь, а не один из конюхов Святослава. Выбор был сделан. Но отношения Петра и Никифора не наладились, потому что угры не унимались. Так вот Болгария оказалась меж двух огней. В апреле 966 года Пётр предпринял весьма оригинальную попытку восстановить мир с империей. Он отправил в Константинополь послов за очередной данью. Послы были с позором изгнаны в день прибытия.
Поздним вечером Льву Мелентию сообщили о том, что Никифор Фока желает с ним говорить.
– Очень хорошо, – сказал логофет, – впрочем, вероятно, будут вновь просьбы угомонить царицу. Лучше бы ему обратиться с этим к Рашнару, а не ко мне.
Тем не менее, могущественный вельможа отправился вслед за посланным в дальний путь почти через весь дворец. Перед дверью царского кабинета, что примыкал к Золотой палате, стояли шесть экскувиторов. Трижды стукнув согнутым пальцем в звонкую облицовку двери под аркой глубокой ниши, служитель провозгласил:
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
– Аминь, – раздался за дверью угрюмый бас. Логофет