услышать. Болгары их провели через перевалы. Болгарам известны тропы, которые даже я не знаю.
Лицо Никифора помрачнело ещё сильнее.
– Послушай, Пётр! Болгары болгарам рознь. Не исключено, что угры поймали пару каких-нибудь пастухов…
– Нет, царь дал им проводников и добрых коней, – резко оборвал василевса его фракийский наместник, – угры полмесяца пировали в его дворце!
– Что ты говоришь? Он принял этих мерзавцев в самом Преславе?
– Да, и ещё как принял!
Никифор Фока с великой скорбью вздохнул и долго молчал. Затем обратился уже к доместику схол:
– Послушай-ка, Варда! Нужно немедленно перебросить несколько фем с восточных границ в Европу. Отправь гонцов с распоряжениями сегодня же.
Варда Склир с досадой и возмущением шевельнул плечами.
– Благочестивый! Это для нас будет означать потерю всего, что нам удалось достичь за последний год.
– Иначе мы можем потерять Фракию, Варда! – опять вмешался евнух Василий, – не угры, а орды руссов в неё ворвутся, прежде разорив Мисию!
– Но не раньше, чем через год, – возразил магистр. Евнух скептически усмехнулся.
– Кто знает, Варда, кто знает! Быть может, и в Киеве продают гашиш. Любимый наш Калокир, хлебнув под него вина, споёт Святославу песню о том, как греческий царь задумал украсть у него Роксану, и Святослав, забив себе голову тем же зельем, раньше зимы прискачет во Фракию с полусотней тысяч пьяных варягов! И что тогда будем делать? Необходимо держать войска в границах империи, друг мой Варда! А Антиохия подождёт.
– А зачем же мы, в таком случае, уповаем на этого Калокира? – не поддавался военачальник, – и зачем тратим полторы тысячи фунтов золота?
– Мы надеемся на успех, – сказал Никифор Второй, – но даже при самой крепкой надежде надо рассчитывать на провал и принимать меры предосторожности, взвешивая все за и против. Хотя бы две азийские фемы следует перебросить к Балканам. Василий! Встреться сегодня с силенциарием. Пусть проверит опись казны всех монастырей, владеющих виноградниками. И кроме того…
– Кому здесь опять нужны мои деньги? – довольно весёлым голосом поинтересовалась августа Феофано, заходя в залу. Все повернулись к ней.
– Чёрт бы тебя взял, – шепнул василевс. Вельможи молча склонились перед царицей. Она была в невзрачном чёрном плаще, надетом поверх рубашки, и лишь в одном башмачке. Последнее обстоятельство, безусловно, служило признаком спешки, вызванной гневом. Заоблачную опасность этого гнева как нельзя лучше подчёркивал тонкий золотой обруч вокруг рыжей головы. За царицей следовал, опустив глаза, Никифор Эротик.
– Кто посягает на мои деньги? – уже без всякой весёлости повторила вопрос разгневанная особа, остановившись посреди залы и обводя пронизывающим взглядом всех, кто в ней был, – извольте мне отвечать!
Сановники выпрямились. Приятель императрицы остался возле дверей, грустно улыбаясь.
– Божественная