физиологической фактурой, так что казалось, от них тоже разит пряным мясом. – Не берусь, конечно, судить о глубине, или напротив, заурядности его суждений, общался с ним поверхностно, да и то он был в сильном охвате «Матери Воды». Бредил больше, чем говорил разумно. «Мать Вода» она не для слабаков. А он-то явный хиляк. Я знал другого умного человека. Он объяснял мне многие тайны мира.
– Кто же тот человек?
– Его давно нет в живых, – ответил он охотно. Обычно же цедил свои откровения с трудом, как бы давя на собеседника, – за просто так дураки развлекают, не мешало бы стол-то загрузить кушаньями. А тут слагал свои новеллы, плёл о полузабытых снах, украшая их художественным узорочьем, и жрал то, что и принёс служитель заведения из стандартного набора закуси, не требуя добавки. Или минута такая выдалась, что хотелось быть откровенным бескорыстно. Задумчиво и даже мягко осоловел он глазами, – Помню, не только давал он мне книги из своей библиотеки, а и допускал до их осмотра… Брожу, бывало, вдоль шкафов, отражаясь в хрустальных дверцах. Свет из окон до пола, слышен щебет птиц в лазурных ветвях, а под ними девочка крошечная и будто росинка чистая, в платьице воздушном играет и словно на незримых крыльях порхает над травой… Каков отец, думал, таковы и дети его – мира высшего дары. Чуете, о ком я вспомнил вдруг?
Рудольф молчал.
– С трепетом открываю ручищами трудовыми эти самые хрупкие створки шкафа, а там… Роскошь-то какая! Запах мудрости и запертых знаний, голова даже кружилась, как до книг этих дотронулся…
«Бери», -говорит, – «какая тебе глянется. Душа, может, и шепнёт, что тебе надобно»?
«Да чего она там шепнёт», – робею я, – «когда тёмен ум мой. Лишь читать и обучен».
«Не скромничай», – отвечает, – «ты не кажешься тёмным. Ты уже начитан и любознателен. Слушаешь чужие беседы с пониманием очевидным. А сверх сознание, наличие которого тебе может и неведомо, а только есть оно у всякого, само подскажет, к чему именно тебя влечёт…
Чапос свесил голову, вроде как, и уснул. Пауза затянулась.
– Так выходит, тебя с юности к знаниям влекло? – подтолкнул его вопросом Рудольф.
– К чему влекло, если честно, уже и не помню. Слов впитал множество, а вот смысла в них как не было, так и нет для меня. Потому что никакие книги разгадки жизни не дают. Даже у вас, у существ загадочных и сильных, её нет. Разгадки этой.
– Как же ты попал в такие непростые места? – спросил Рудольф, тоже не видя смысла в том, зачем ему тайны жизни уже самого Чапоса.
– А я тогда был на побегушках у своего приёмного отца. После того, как придавило меня в шахте, едва позвоночник мой и уцелел, не треснул лишь чудом, отец и нашёл работёнку полегче. А отец мой приёмный служил у хозяина аристократической усадьбы телохранителем. Расположился ли аристократ ко мне по прирождённому своему человеколюбию, развлекался ли в минуту отдыха, только сказал он мне: «Учись! Ты имеешь способности впитывать знания. Я помогу тебе. Буду платить за твоё обучение. Иначе ты пропадёшь. В тебе имеется опасная врождённая