«Валентино», пуговица, молния, и, Нуриев с наслаждением наблюдал, как её тонкие изящные пальчики умело извлекают на свет «оружие».
– Мне лечь или вы будете стоя? – девушка еле выдавила из себя удручающий, но весьма актуальный вопрос, голос её дрожал.
Альберт усмехнулся – Стоя будешь ты, я ограничусь лишь минетом, который ты, я полагаю, исполняешь весьма умело?!
Девушка опустилась на колени перед Нуриевым, но Альберт Айдарович кончиком указательного пальца приподнял ей подбородок.
– Ты уж постарайся, милая, а то знаешь ли.
Всё закончилось через девять долгих мучительных минут, показавшихся вечностью.
Альберт оттолкнул девушку от себя, словно ненужную, изжитую свой век, вещь – А теперь скройся! – Нуриев не потрудился даже отдать девушке одежду, ибо впереди его ждало великое неотложное дело, проститутка ушла.
Через минуту Имагин ввёл Нарретдина – Присаживайся, дружбек! – Альберт указал Авелю на кресло – Разговор будет у нас сейчас, серьезный, но надеюсь короткий.
Авель настороженно воззрился на Нуриева. При слове разговор у таджика начинался нервный тик, правое веко само-собой задёргалось и мешало зрению.
– Садись! – Альберт отдал последний приказ, Авель сел – Итак, слушай внимательно, дважды я повторять не буду. Времени у тебя подумать в обрез. Героин, оставшиеся твои девятнадцать килограмм, мы не нашли, ну и хрен с ними. Денег от проданного тоже нет. И того, что получается?
Авель не знал, не понимал, чего от него хотят, поэтому молчал.
Повысив голос на несколько децибел, Альберт всё же ещё спокойно и удовлетворённо повторил – Тебя спрашиваю, Нарретдин, что в итоге?
– Пятьсот двадцать грамм.
– О-о! – хлопнул в ладоши Нуриев – Точно, пятьсот двадцать грамм, а не хочешь меня спросить, гражданин хороший, чего мне с ними делать, а?
Авель недоумевал, поэтому единственное, что он мог ответить, это – Не знаю!
– Не знаешь? – с сарказмом усмехнулся подполковник – Вот и я не знаю, голубь ты мой иностранный, что мне с ними делать?! Нехорошо это! – в холл вошёл Иван Станиславович, Авель напрягся ещё больше – А нехорошо тем, что ребятки мои, Миха, Андрюша, да ещё не один оперативник остались ни с чем, понимаешь?
Авель напряг последние, не воспалённые ещё, серые клеточки, смысл происходящего и сказанного до него начал доходить. По инерции он кивнул.
Иван Станиславович ласково погладил его по макушке – Ну вот и слава Богу, болезный ты мой, что до тебя наконец-то дополз смысл. Пятьсот грамм твои, высранные, нам не нужны, понятно тебе?
– Да!
– Деньги нам нужны, отступные твои, нарядные, хорошие, удовлетворяющие все наши скромные аппетиты. Не хочешь говорить, где бабло от проданного – ну и хай с ним, не говори, оставь себе, но у тебя есть кофейня в центре Москвы и навороченная иномарка, сечёшь к чему клоню я?
Авель вновь кивнул, хотя уши отказывались верить, что ему вот так вот запросто полиция предлагает просто