от демонстрации в суде огромного количества документальных доказательств, и мой подзащитный не был осужден. Что же произошло потом? Я тогда еще числился младшим членом совета попечителей сберегательного банка «Бей-Ридж». Так вот, многие старшие члены совета еще долго не разговаривали со мной. Они посчитали мои действия издевательством над правосудием, а двое так никогда и не избавились от неприязни ко мне.
Я отвечал судье Смиту, что моим единственным опасением была вероятность слишком сильно прикусить себе язык, чтобы не терять контроля над собой и не отвечать на оскорбления.
Вторая половина дня и вечер ушли на изучение документов и составление меморандумов по поводу двух отдельных вопросов, обсуждение которых предстояло в понедельник: 1) должен ли наш иск остаться на рассмотрении суда Южного округа; 2) действительно ли власти нарушили конституционные права Абеля.
Пятница, 20 сентября
Я провел с полковником почти два часа, обозревая множество различных аспектов дела. Мною также был предъявлен ему список моих расходов, оплаченных из собственных средств, которые он одобрил при внимательном изучении. Затем Абель подписал обращение к судье Абруццо с просьбой компенсировать мои расходы из его конфискованных денежных фондов.
Он заявил, что не желает экономить на необходимых судебных издержках, но ему в то же время хотелось бы оставить себе известную сумму на случай, если его приговорят «к тюремному заключению сроком от десяти до пятнадцати лет». Я кивнул и промолчал. А что я мог ему сказать, принимая во внимание содержание моего последнего разговора с Томпкинсом?
Он спросил, сможет ли зарабатывать, находясь в тюрьме, и я заверил его, что наша система наказаний предусматривает возможность зарабатывать достаточные суммы, которые покрывают личные нужды заключенного.
Затем он сообщил о мнении, высказанном некоторыми его товарищами в тюрьме предварительного заключения, которые считали, что его обменяют на какого-нибудь американского агента, пойманного в России. Но при этом сам же и помотал головой.
– Не думаю, что такое возможно, – сказал он, – поскольку не слышал, чтобы наши контрразведчики сумели арестовать кого-либо с вашей стороны, чей ранг равнялся бы моему.
Когда я поднялся, чтобы уйти, в комнату зашел дружелюбный, хотя и весьма строгий в профессиональных делах, старший надзиратель Алекс Крински. Абель, как показалось, состоял с ним в добрых отношениях и сразу же попросил доставить ему еще книг.
– Для меня жизнь в тюремной камере невыносимо скучна, Алекс.
Надзиратель отвечал, что готов войти в его положение, и обещал подобрать дополнительную литературу. В присутствии надзирателя я рассказал Абелю о книге, которая могла заинтересовать его, – «Лабиринте» Вальтера Шелленберга, человека, близкого к Гитлеру, повествовавшего о работе немецкой контрразведки в военное время.
– Шелленберг пишет, – добавил я, – что однажды во время войны