каких-то полчаса энергичной ходьбы. Водитель, не имея возражений, подтянул дорогие джинсы, привезенные женой-челночницей из китайского Фуюаня, и поплелся через ледяной поток за важным пассажиром.
Через десять минут пути, когда дорога огибала лесистый холм, наверху, в кустах орешника, послышался шорох, и с металлическим звоном под ноги путникам упало нечто блестящее. Пока нанаец инстинктивно выхватывал из кобуры травматический пистолет и шарил узкими глазами в поисках источника шума, Сухарев наклонился и поднял металлический предмет с земли.
– «За отвагу. СССР», – прочитал он медленно вслух надпись на потемневшем от времени кругляше, и тут рядом упало еще несколько медалей.
Следом из кустов появилось смуглое исцарапанное лицо, принадлежавшее ребенку неопределенного пола. Большие черные глаза и широкие губы навели Сухарева на предположение, что это цыганенок. А уж когда ребенок заговорил, стало ясно, что это цыганская девочка.
– Эй, куда идете?! – звонко, с сильным восточным акцентом, выкрикнула девочка – на вид ей было лет двенадцать.
– На заимку, за рыбой, – ответил молодой человек, с любопытством разглядывая неожиданную обитательницу леса.
– Врете! Ваши пришли – всех побили, порезали, дома порушили, машины пожгли! Не стыдно вам? Вот медали, ордена! Мы в войне за вас сражались, а вы – неблагодарные!
– В войне? Это что ж, тебе девяносто лет? – усмехнулся Сухарев.
– Не мне, а дедушке Мише, – обиделась маленькая цыганка.
– Ну так покажи, где твой дедушка. Мы из Москвы, пришли разобраться, что тут происходит.
– Нет вам веры, русским.
– А кто тут русский? – удивился Сухарев и повернулся к луноликому водителю. – Вот ты – русский?
– Ага, – уверенно кивнул нанаец.
Представитель департамента контроля качества засмеялся, собрал валявшиеся на дороге медали и зашагал дальше по дороге, не обращая внимания на ругань и причитания юной цыганки. Водитель не отставал, но постоянно косился на бредущую сбоку по пригорку девочку, держа руку на кобуре.
– Следов много, – сказал он мрачно, поравнявшись с боссом.
– Ну так тавернщица так и говорила. В едином революционном порыве, или что-то вроде того.
– Мои дядья поехали за подмогой! Когда вернутся, вам всем не поздоровится! – сыпала угрозы тонким голоском цыганка, не отставая ни на шаг.
– Тут вообще много цыган? – поинтересовался Сухарев у нанайца, на что тот один раз отрицательно мотнул головой.
– В мою деревню азербайджанцы приходили, в рабство уводили, в лес, на промысел. Но мы от них отбились потом. Армяне приходили к соседней общине – мы и им помогли отбиться. А цыгане только в Хабаровске есть.
– Одни кавказцы, что ли, досаждали? – Сухарев хмыкнул. – А русские никогда так не делали?
– А русские – ленивые. Они сами там в рабстве были у азербайджанцев, как и мы.
Завибрировали