вокруг изорванной спины которого вились мухи, рыжий Аллардайс, Израэль Хендс и все пятнадцать человек – пьяная команда Сундука Мертвеца.
Но когда корабль подошёл, мы увидели, что с бушприта его свешивается, ухмыляясь оголённой челюстью, обклёванная чайками мёртвая голова капитана Эдварда Тича.
22 ноября 1718 года "Месть королевы Анны" попала в засаду, устроенную лейтенантом Робертом Мэйнардом. В абордажном бою пали Тич и вся его команда. Голову Чёрной Бороды Мейнард приказал подвесить на бушприте захваченного судна и отправился за пятнадцатью пиратами, которые, как ему было известно, находились на рифе Сундук Мертвеца. Тринадцать из них были осуждены и повешены, юнга Луи Арот оправдан. Шкипер Билли Бонс ожидал казни, отсроченной, пока он не выздоровеет после ампутации ноги. Однако за это время король решил продлить срок действия амнистии, и Бонса пришлось освободить. Его выслали в Англию, где хромой калека умер в нищете.
Грибник
"Мудрый лесник всегда берет с собой топор, когда идет по грибы, ведь на него может напасть обезумевший заяц и откусить несчастному голову".
Продираюсь сквозь свисающие до земли изжелта-зелёные ветви, густо перетянутые толстой паутиной, кишащей откормленными красными пауками. Под ногами сигают мелкие лесные существа, иных вообще не знаю, а другие так отличаются видом от своих сородичей, что и признать их невозможно. Порой трещит под лапами – то ли деревяшки гнилые, то ли кости, а звериные ли, людачьи или ещё каких – разницы нет. Прислушиваюсь к лесным звукам – то завоет что-то, то заверещит пронзительно. Кто-то крадётся по моим следам – чую. Но не боюсь – нет в этом лесу зверя страшнее, чем я. Во всяком случае, ещё не встречал. А встречу – долго не проживу…
В общем, лес как лес. Не понимаю, отчего вокруг него такой шум. С тех пор как полвека назад станция жахнула, так и не прекращается. "Зона отчуждения, особая зона, тридцать километров, десять километров…" Везде я тут бывал. В том числе и где горячо. Хотя тут везде горячо – невидимый огонь никуда не девался, притаился только, ждёт случая броситься на остальной мир. Но и здесь есть места, где не просто горячо, а – сильно горячо… Я никаких машинок людских не ношу – я тутошний, ни к чему они мне, я невидимый огонь нутром своим чую. Но туристов тут во многие места не водят. Да и людская команда, сторожащая особую зону вокруг развалин станции, тоже в них не суётся. А я не суюсь туда, где она сторожит – незачем им со мной встречаться. Хотя, если захочу, больше они никогда туда не подъедут. Но мне до них дела нет. Живу себе и живу, грибки собираю, ягодки – это летом. А зимой можно силки ставить. Живности здесь расплодилось – как людей не стало – невидимо: то боброзаец попадётся, то молодой волколюд, а то и змейский олешек. Или вепря на рогатину взять можно. Как повезёт, короче.
Туристов по особым тропинкам водят, да в особых местах – и то не всякий, на нашу красоту глядючи, выдержит, многие с середины назад просятся. Страшно им, видите ли… Людаки из контроля вообще на бронемашине к остаткам станции