прочь, щенок! – завизжал второй. – И забирай свой проклятый меч!
– Да как ты… – Кан поднял голову и увидел нацеленное на него дуло пистолета.
– Уходи.
Так вот как? Продаст цель своей жизни за саму жизнь? Снова предаст отца?
– Ты и твой глупый народ мечтателей и бродяг, – продолжил индеец, – скоро вы все исчезнете. Вы увидите перерождение мира под крыльями Великого Духа, а затем растворитесь. От вас ничего не останется, кроме пыли на дорогах. У вас нет будущего. У вас нет единства. Всё, что у вас есть, – это мечты о какой-то «свободе» и о «Старом Мире». Безбожники. Знаешь, почему сейчас ты не тронешь нас? Потому что ты бессилен, как и весь твой народ. Убирайся с корабля. Мы не просили воеводу Айзу брать тебя с собой.
Кан поднялся в каком-то оцепенении. Три силуэта стояли, оттенённые светом экранов. Тот, что слева, так и держал пистолет.
Кивок.
– Будьте вы прокляты, – прошептал Кан.
Центральный индеец размахнулся гаечным ключом и обрушил его на панели. Устройства затрещали и зашипели, экраны гасли один за другим. За ударом последовал ещё удар. Стекло и металл загремели по полу.
– Убирайся, – ещё раз повторил индеец.
Кан вышел, молча опустив голову.
Его потрясывало, как в судорогах. К горлу подступало что-то похожее на рвоту, но гораздо горше. Затылок отчего-то зудил.
Кан свернул в следующий коридор и с размаху пнул стену.
– Вы, проклятье! – рявкнул Кан, подняв голову кверху. – Почему, почему хотя бы один проклятый раз мне не может повезти по-настоящему?! Я ведь был так… так близок!
Никто не ответил. Да Кан и сам толком не знал, к кому же он обращался.
Кан ещё раз тихо выругался и поплёлся дальше по коридорам. Один из них вёл на палубу.
Он с трудом сдерживал горькие слёзы, готовые политься из глаз.
Когда он поднялся, там всё ещё было темно. Ночь битвы до сих пор не закончилась, и то были её последние часы.
Пустыня наконец заснула после грохота и ужаса битвы. Серо-синий песок волнами лежал под светом луны. Это было красиво. Красиво, если смотреть вдаль.
Кан подошёл к краю палубы и глянул вниз.
Там горели факелы, в их красном свете один за другим передвигались тени индейцев, снующие туда-сюда вместе с ящиками и тележками. Кто-то тащил мотоциклы, кто-то – трупы. Чёрная полоса, оставленная на песке Великим Духом, выделялась на песке как шрам, а от неё до самого гребня дюны расходились бурые пятна.
Что-то подсказывало Кану, что уже скоро, уже на завтрашний день всю кровь занесёт песок. Занесёт кровь, мертвецов, гильзы, стрелы, заметёт следы сражения, и Пустыня просто проглотит всё это. Проглотит и забудет. А этот чёрный след так на ней и останется. Большим чёрным шрамом. След того, как на землю спустился…
Да кто угодно, но только не Бог. Настоящий Бог никогда не стал бы выдумывать заветы, запрещающие людям знать истину.
Проклятые индейцы.
Кан сплюнул за борт.
– Славная была битва!
Кан развернулся на голос.
Перед ним стояла Айза, отставив одну ногу