на следующее утро, когда он приехал ко мне слишком быстро, потому что он ехал не из своего дома, мы совместно договорились этот нож не замечать, но я знала, что он знает, я знала, что он чувствует вину, я упивалась его виноватым выражением лица, его извиняющимся тоном, я купалась в его слабости, а сейчас…
– Ты просто ничего не хочешь помнить, Дима.
Помню смех,
Помню слёзы твои,
Пора принять, что он больше не хочет быть виноватым. Возможно, он не помнит. Возможно, он делает вид, что не помнит. Если первое, то будет очень жестоко напоминать ему об этом. Если второе… Мой гнев и ненависть подступают к горлу, даже когда я просто думаю об этом. Я лелею свою обиду как долгожданного младенца.
– Не хочу. Это обязательно? Можно просто начать всё сначала?
Звёзды таяли, а я тонул в глазах твоих,
И весь мир для нас двоих,
Дышал ожиданием встречи, плёл кокон,
И лишь твои ладони меня не били током*
Я улыбаюсь. Он больше не хочет лелеять моего долгожданного младенца. Я думала, что смогу остановиться, думала, что наполнилась этим пьянящим чувством власти над виновным, но дырявое ведро не наполнишь. Жертве всегда мало. Я вытащила нож из своей груди, и теперь там зияет дыра, через которую выливается всё, чем меня стараются наполнить.
– Я бы очень хотела, правда. Но, видимо, нет.
Просил повторить, но время не остановить,
Прости, обещаю хранить
Остатки нашего с тобою прежнего,
Нежного бережно…*1
Я смотрю на него и пытаюсь идентифицировать свои чувства.
Я хочу, чтобы он умер.
Я хочу, чтобы он жил вечность.
Мои чувства к Диме – олицетворение аффективной амбивалентности. Влюбиться в него было актом самоповреждающего поведения.
Дима из прошлого заслуживает моей ненависти.
Дима из настоящего – любви.
Есть женщины, виртуозно вворачивающие чувство вины своим мужчинам по самые гланды. Я предпочитаю другой способ излечения. Месть. Или детское «дать сдачи».
Я руководствуюсь принципом неадекватного ответа. Если, например, тебя сильно схватили за руку, оставив синяк, надо взять что потяжелее, например, стеклянный стакан и разбить о голову обидчика, оставив шрам над бровью как вечное напоминание.
Нарушение границ должно иметь жёсткие, порой неадекватные содеянному последствия, иначе это не твои границы, а просто пожелания, не требующие обязательного исполнения.
Я кладу голову на его плечо и закрываю глаза.
Я стою в закрытой кабинке туалета филиала ада. Достаю розовую таблетку из заднего кармана и спускаю её в унитаз. Затем я достаю пачку сигарет из сумки.
Мотаю головой, будто хочу вытряхнуть из неё пару отделов мозга и заказываю ещё одну порцию рома. Дима говорит:
– Ты много пьёшь, поехали домой, – он уводит меня, взяв за запястье.
Я и не хотела выходить из дома в этот день.
***
– Если