не вспотела. С таким амулетом можно и замёрзнуть на солнцепёке, если очень захотеть.
Я молча засунула его себе за пазуху и погасила пелену.
– О, – сказала одна из служанок Кессарин, стоило мне перестать светиться, как праздничный фонарик. – И правда похожа!
На этом мы поспешно раскланялись.
– Чистой воды, ясного отражения, – пожелал мне Ниран напоследок, и в кои-то веки я ощутила, что эта фраза уместна, хоть это и просто пожелание удачи.
– Два пальца до края, – откликнулась я по формуле, которая должна была выражать скромность, мол, не пристало хотеть полную чашу.
И Буппа повела меня сквозь заброшенный дом садовыми дорожками в стоящую рядом почтовую станцию, пустующую в обеденный час, оттуда по галерее над улицей в доходный дом, а там по чёрной лестнице в сад, и наконец через аккуратную, прикрытую доской дырку в заборе в особняк канана. Поначалу я поражалась, что нам никто не встретился во всех этих общественных зданиях, но потом я подумала, что наверняка у Кессарин был амулет и для этого, так что я бесстыже задрала юбки повыше. Мы проскользнули за дом в крыло, где жили слуги, которые сейчас, конечно, все бегали с подносами и поручениями в переднем саду. Оттуда по служебной лестнице поднялись на второй этаж и зашли в комнату Кессарин.
Я ожидала увидеть что-нибудь, что помогло бы мне составить о ней представление, но тут уже не оставалось личных вещей. У голых стен стояли раскрытые сундуки, полки для декора зияли пустотами. Единственным оставшимся предметом был свадебный покров, водружённый на манекен в самом центре комнаты. По золотой ткани струились нити жемчуга, обрамлявшие драгоценные камни. Мелкими сапфирами по всей окружности убора шла вышитая цепочка благопожеланий.
Я так оторопела, увидев его, что едва не воспротивилась, когда Буппа сняла его с болванки и прицелилась надеть на меня. Внезапно то, что я собралась совершить, обрушилось на меня, как горная лавина. Украсть свободу какого-то несчастного, чтобы потом уничтожить его семью… И ради этого мне нужно надеть вот это произведение искусства, в которое какая-то мастерица, а то и не одна, вложила месяцы труда… Даже скромный свадебный убор моей матери хранился с почётом в самом дорогом нашем сундуке, чтобы достаться той из моих сестёр, которая первой выйдет замуж. А этот – сгорит вместе с Оплетённой горой?
– Прани, не стойте столбом, пригнитесь хоть, – зашептала Буппа. – Вы высокая, я так не достану…
Я покорно присела и позволила ей водрузить тяжёлый покров мне на голову. В нём даже не было душно или неприятно: тонкая металлическая корона поддерживала ткань высоко над причёской и далеко от лица. В районе глаз в плотный материал была вшита сеточка, так что я видела, куда иду, а край покрова отстоял от тела с достаточным зазором, чтобы смотреть под ноги. Не знаю уж, сама Кессарин потребовала такую модель или Адульядеж позаботился о дочери, но я ясно ощутила себя не на своём месте. Если бы я когда-нибудь по-настоящему собралась замуж, у меня на голове был бы простой платок с золотой бахромой,