немного. Половина тебе, половина мне. Очень вкусный кишмиш.
– Я не возьму. Я же не нищий-попрошайка.
– Я знаю, ты не нищий. Ты мой братишка.
– Ну, тогда давай.
Съедая по ягодке, я зашел к себе во двор. Хадича-опа, усердно размахивая кетменем в сарае, копала яму для замеса грязи, чтоб замазать наш старый тандыр.
Побежал к ней и, чтоб не ругала, начал подхалимничать:
– Что делаете? Давайте я помогу.
Хадича-опа еще не успокоилась:
– Что ты можешь, малыш, кроме как раздавать свое добро направо-налево.
Я не стал отвечать на иронию сестры. Но в свою защиту сказал:
– Урингуль-опа тоже не оставила без внимания гадоя.
– Какую же она проявила милость?
– Из двух лепешек одну пожертвовала.
– Они могут себе это позволить.
– Как это?
– У них отец есть.
Хадича-опа неожиданно заплакала. Ее слова меня тоже задели. Сильно тоскуя по отцу, не видя его даже во сне, от ожидания, усталости, голода, холода, безысходности я залился слезами. Хадича-опа, обняв меня, вытерла сначала свои, а потом и мои слезы. Так мы просидели некоторое время в молчании, прислонив друг другу головы. Хадича-опа, глубоко вздохнув, прижала меня к себе. Несколько раз поцеловав меня, помолчав, встала. Выпрямившись во весь рост, поглаживая меня по голове, сказала:
– Не огорчайся, братик, папа обязательно вернется. Тогда, как и мечтали, приготовим большой, как небо, патир. Сколько его ни кушай, не съешь. Вот тогда насладимся!
– А каким бывает патир, сестра? – спросил я, впервые услышав это слово.
– Патир – это масляный хлеб. Если его не кушал, значит ты еще не жил на этом свете. Перед войной мы такой хлеб ели. Очень вкусный!
Мне очень захотелось попробовать этот большой, нескончаемый патир. Хотел было спросить, почему сейчас не готовите патир, но, вспомнив, что у нас нет ни муки, ни масла, промолчал.
В это время сестра изо всех сил продолжала рыть яму. Я хоть и смотрел на сестру, но мысли мои были далеко. Вдруг Хадича-опа вскрикнула:
– Менглижан, нам Бог подал!.. Посмотри сюда! Это же зерно! Зерно! Неужели!.. О, господи!..
Нагнувшись, я посмотрел в яму и увидел смешанное с землей красноватое зерно. Сестра, словно нашла клад с сокровищами, начала меня целовать. Освободив меня из объятий, сестра сказала:
– Беги, принеси ведро из ошхоны.
Я побежал за ведром, а сам думаю: «Все-таки молитвы нищего старика принесли свои плоды!» Скользя, падая, пачкаясь в грязи и снова вставая, я добежал до кухни, взял первое попавшееся на глаза ведро и помчался назад к сестре, которая пригоршнями из рук в руки пересыпала зерно. Хадича-опа посмотрела на ведро и сказала:
– Ты хоть посмотрел внутрь, дурачок. Иди, принеси целое.
Второпях я принес ведро без дна. Я с силой бросил его в конец двора.
Очищая зерно от песка, мы с Хадича-опой набрали целое ведро пшеницы. Если бы вы видели, как мы радовались в тот день. Мама, от такого счастья позабыв про болезнь, встала на ноги. Хадича-опа, сходив куда-то, намолола две касушки муки. Два-три дня мы ели вкусные