фигуру и хрупкие плечи.
Сидела она одна, а на столе были всего лишь бутылка вина и какая-то закуска в треугольной миске. Не отводя взгляда от саксофониста, женщина взяла своей изящной рукой бутылку и налила в бокал красную жидкость.
После этого незнакомка подозвала официанта.
Через минуту ей принесли второй бокал, она наполнила и его. Оставив два бокала полными, незнакомка задержала взгляд на саксофонисте ещё на секунду, а затем показательно отвернулась.
Ёмкий и забавный жест. Женская психология. Двойного толкования быть не могло.
От этих мыслей его передёрнуло, что отразилось на звучании саксофона. Несколько человек окинули осуждающим взглядом ошибившегося музыканта, но тут же вернулись к своим делам.
Нужно было продолжать играть.
Настенные часы, в которых почему-то вместо кукушки была маленькая синяя рыбка, пробили два часа ночи.
Несмотря на довольно позднее время, людей особо не убавилось. Однако в зале то там, то тут образовывались свободные пространства, которые отделяли шумные компании от менее шумных одиночек, а иногда и пар.
За одним из таких отделённых столов сидела как раз таки пара. Разумеется, пара обычных людей, а не любовников. Ещё было рановато, мистер Лидс не был готов к настолько быстрому развитию событий.
Изрядно выпив шнапса, Мэтью подсел сюда около пятнадцати минут назад. Они успели лишь познакомиться и выпить те два бокала вина, которые так неоднозначно и показательно разлила новоиспечённая знакомая Беатриче на глазах у музыканта.
Она была итальянкой. Даже не потому, что она выглядела, как итальянка, а потому, что сама в этом призналась. Родом из Неаполя. Ей пришлось укрываться здесь от фашистского режима и второй мировой. Говорили они, в основном, о путешествиях и об итальянском вине. Мэтт, неожиданно для неё, оказался неплохим знатоком прекрасного виноградного напитка.
Однако те два бокала вина, что он только что осушил практически залпом, оказались лишними. Честно сказать, дело было даже не в вине… Дело было в том, что до него Мэтью выпил уже вина и шнапса.
Язык мистера Лидса развязался окончательно. Монолог о том, как с ним обошлись, мог бы растрогать любого, но Беатриче, по каким-то причинам, оказалась крепкой. Вероятно, она тоже пережила что-то тяжёлое.
Знаете ли вы, что ничего так не закаляет человека, как предательство?
Мэтью не старался кого-то растрогать. Он просто хотел вывалить наружу всё то, что его терзало. Хотя бы вкратце, без подробностей. Но от всей души. Другими словами – побыть безвольной мокрой тряпкой.
– Мы любили друг друга. Чертовски любили. Представляешь, мы остались вместе даже в годы после войны. Пять лет, Беатриче. По тем временам это – огромный срок… Я так старался её радовать! Её глаза… О, её глаза… Лучшее, что я видел. В них была жизнь, даже когда ей доводилось смотреть на смерть. Это дорогого стоит, уж поверь. Я видел смерть.
Нас не получилось разделить