о рае.
Ночь разрывает себя на атласные лоскутки – женщин, которые не мнутся от ложного стыда и соединяются невидимой цепочкой швов, странными узорами, стеблями и корнями, реками и грунтовыми дорогами, стёртыми ногами и древними храмами с Богами, похожими на людей, и с людьми, обладающими силой Богов.
Как пахнет росами на коже дикий мёд…
Закрой глаза, и мир вокруг вздохнёт
И зазвучит протяжно и дождливо,
А саксофон пропустит пару нот,
Чтоб не хлестать по лицам суетливо.
Закрой глаза, и мир тебе шепнёт,
Как долго ждал в полуночи ответа
И как трещал – в осколки – синий лёд,
Вкушая спелость и влеченье лета.
Закрой глаза, и мир вокруг замрёт,
Чтоб обнимать промокшие колени.
Как пахнет росами на коже дикий мёд!
Как шелестят слова, улыбки, тени…
Сельва
Мох мною пахнет. Или я им?
Вода мною дрожит. Или я ею?
Зверь мною чует. Или я им?
Сельва…
Прячутся в моховых воротниках орхидеи пахучие и гнёзда птиц, наполненные жизнью. Свисают лишайники со старых стволов, пальцами цепко держатся за морщины коры. Падают лианы – верёвками, нитями, волосами моими. Расчёсываю их ветром тягучим, гребнем широким. Текут волосы на плечи.
Сельва…
Глаза зелёные, колдовские, за ресницами скрытые. Папоротниками-крыльями взмахиваю и открываю мир свой зачарованный. Берегами топкими, землёй зыбучей. Водой живой и мёртвой. Мутью и чистотой. Страстью и мерой.
Сельва…
Ноги мои водой залиты. Руки ветвятся – множеством, милостью, серебром и золотом. Подбрасываю в небо две монеты – солнце и луну. Утром кидаю вверх золото, зажимаю в ладони холод серебряный. На закате солнце ложится родинкой между моими грудями и греет всех детёнышей, припавших к материнским соскам. А луна выскакивает в ночь белым попугаем и перекликается с теми, кто ушёл. Вверх и вниз, вниз и вверх.
Сельва…
Запахом терпким расстилаюсь и зову «тень в тени», след скользящий, голос безмолвный, Силу размыкающую. Ухожу криком ночным, просыпаюсь телом мягким, хвостом, по бокам бьющим. Падаю и поднимаюсь, катаюсь и замираю, живу и мерещусь. Смешиваю и раскидываю. ПАХНУ…
Сельва…
ЖЕНЩИНА…
Успей содрогнуться, пока не испили…
Успей содрогнуться, пока не испили,
Не смяли укусом привычный твой мир.
У боли есть танец, в котором решили
Не ждать сладкозвучия ангельских лир.
Над шёлковой кожей – оскал полузверя
Иль всё же ухмылка древнейших Богов.
На новое па соглашаешься, веря,
Что в жилах останется пара глотков.
А кровь пахнет солью и ржавым железом,
Чтоб страсти привлечь и разбить купола.
Забавен бунт плоти, покрытой аскезой,
И рвущего перья с изнанки крыла.
Как странна борьба меж собою и теми,
Кто жадно глядит из тебя же на свет!
Сплетаются розы в